«Но здесь на портрете она вся, как прежде…»

150 лет Надежде Тэффи. Это дата! По сему случаю подборка стихов, когда-то подготовленная мною для антологии.

ТЭФФИ (21.5 (2.6).1872 г., Петербург — 6.10.1952 г., Париж). Урожденная Лохвицкая, в браке Бучинская, дочь профессора юриспруденции, видного адвоката, младшая сестра Мирры Лохвицкой. Стихи начала писать еще в гимназии, но по договоренности с сестрой входить в литературу «по очереди», стала печатать их сравнительно поздно, лишь в 1901 г. Псевдоним, под которым она прославилась, взят у Киплинга (Тэффи — имя шаловливой девочки, дочери первобытного человека; вообще воздействие Киплинга на некоторые стихотворения Тэффи ощутимо). Еще под собственной фамилией Тэффи опубликовала стихи в журнале «Север» (август 1901). Но вскоре подпись «Теффи» стала появляться под стихотворениями, юмористическими рассказами и фельетонами, во многих периодических изданиях. Ряд лет Тэффи работала постоянной фельетонисткой в «Биржевых ведомостях», а затем в «Русском слове», была автором «Сатирикона» и «Нового Сатирикона». Печаталась и в большевистской, выходившей под номинальным руководством Н.Минского, газете «Новая жизнь». Между тем, ее произведения обожал и любил читать семейству и последний царь. Популярность Тэффи была велика, в 1910 г. в ее честь даже выпустили духи «Тэффи». В том же году вышли в свет двухтомник рассказов Тэффи и ее первая стихотворная книга «Семь огней». В дальнейшем сборники ее рассказов выходили ежегодно. А ее пьесы шли в столичных и провинциальных театрах.

Стихи Тэффи были исполнены светлого, милого юмора. Нота самоиронии угадывалась в наигранно-романтических, томно-меланхолических стихотворениях. Сама она, чуть напевая, декламировала свои стихи под гитару, некоторые ее тексты включил в свой репертуар Вертинский. Осталась в памяти уцелевших очевидцев Серебряного века горделиво-печальная песенка «Три юных пажа покидали / Навеки своей город родной…»

В 1918 г. Тэффи бежала от большевистской власти в Киев, потом в Крым, а в 1920 г. навсегда покинула Россию. Через Константинополь и Берлин добралась до Парижа, где осталась навсегда. Сотрудничала в эмигрантских газетах «Последние новости» и «Возрождение». Пожалуй, именно в изгнании она создала подлинные шедевры сатиры, написала свои лучшие прозаические книги, изданные в Стокгольме, Париже, Белграде и имевшие успех. В Берлине в начале 20-х гг. были изданы два поэтических сборника Тэффи. Некоторые из ее поздних стихов замечательны и при этом подлинно грустны, безрадостны. Незадолго до смерти она, в изгнании горевавшая над картой старой России, приняла советское подданство.

 

Михаил СИНЕЛЬНИКОВ

 

 

* * *

Ты пойди, моя коровушка, домой,

Ты пойди, моя непоенная!

За тобой давно следит городовой:

Будешь скоро успокоенная!

Запишись скорей ты в партию П.П.*

Иль возьмись за ум да в «Русскую»;

Коль найдешь друзей в шпионе да в попе,

Не спознаешься с кутузкою.

 

Если ж нет — тебя сведут в арестный дом,

Изобьют тебя, как гадину,

Назовут тебя крамолы вожаком

И съедят твою говядину!..

<1906>

____________

* Партия прогрессистов.

 

 

МАРИОНЕТКИ

 

Звенела и пела шарманка во сне…

Смеялись кудрявые детки…

Пестря отраженьем в зеркальной стене,

Кружилися мы, марьонетки.

 

Наряды, улыбки и тонкость манер,

Пружины так крепки и прямы.

Направо картонный глядел кавалер,

Налево склонялися дамы.

 

И был мой танцор чернобров и румян,

Блестели стеклянные глазки.

Два винтика цепко сжимали мой стан,

Кружили в размеренной пляске.

 

«О если бы мог на меня ты взглянуть,

Зажечь в себе душу живую!

Я наш бесконечный, наш прóклятый путь

Любовью своей расколдую!

 

Мы скреплены темной, жестокой судьбой, —

Мы путники вечного круга…

Мне страшно! Мне больно!.. Мы близки с тобой,

Не видя, не зная друг друга…»

 

Но пела, звенела шарманка во сне,

Кружилися мы, марьонетки,

Мелькая попарно в зеркальной стене…

Смеялись кудрявые детки…

<1910>

 

 

* * *

 

Н.М. Минскому

 

Есть у сирени темное счастье —

Темное счастье в пять лепестков!

В грезах безумья, в снах сладострастья,

Нам открывает тайну богов.

 

Много, о много, нежных и скучных

В мире печальном вянет цветов,

Двухлепесковых, четносозвучных…

Счастье сирени — в пять лепестков!

 

 

МОНАХИНЯ

 

Вчера сожгли мою сестру,

Безумную Мари.

Ушли монахини к костру

Молиться до зари…

Я двери наглухо запру.

Кто может — отвори!

 

Еще гудят колокола,

Но в келье тишина…

Пусть там горячая зола,

Там, где была она!..

Я свечи черные зажгла,

Я жду! Я так должна!

 

Вот кто-то тихо стукнул в дверь,

Скользнул через порог…

Вот черный, мягкий, гибкий зверь

К ногам моим прилег…

Скажи, ты мне принес теперь

Горячий уголек?

 

Не замолю я черный грех —

Он страшен и велик!

Но я смеюсь и слышу смех,

И вижу странный лик…

Что вечность ангельских утех

Для тех, кто знал твой миг!

 

Звенят, грозят колокола,

Гудит глухая медь…

О если б, если б я могла

Сгорая умереть!

Огнистым вихрем взвейся мгла!

Гореть хочу! Гореть!

 

<1910>

 

ПЕРЕД КАРТОЙ РОССИИ

 

В чужой стране, в чужом старом доме

На стене повешен ее портрет,

Ее, умершей, как нищенка, на соломе,

В муках, которым имени нет.

 

Но здесь на портрете она вся, как прежде,

Она богата, она молода,

Она в своей пышной зеленой одежде,

В какой рисовали ее всегда.

 

На лик твой смотрю я, как на икону…

«Да святится имя твое, убиенная Русь!»

Одежду твою рукой тихо трону

И этой рукою перекрещусь.

 

 

КРАЙ МОЙ

 

1

Вот завела я песенку,

А спеть ее нет сил!

Полез горбун на лесенку

И солнце погасил!..

 

По темным переулочкам

Ходил вчера Христос.

Он всех о ком-то спрашивал,

Кому-то что-то нес…

 

В окно взглянуть не смела я:

Увидят — забранят!

Я черноносых, лапчатых

Качаю горбунят…

 

Цветут тюльпаны синие

В лазоревом краю…

Там кто-нибудь на дудочке

Доплачет песнь мою!

 

2

На острове моих воспоминаний

Есть серый дом. В окне цветы герани,

Ведут три каменных ступени на крыльцо…

В тяжелой двери медное кольцо.

 

Над дверью барельеф — меч и головка лани,

А рядом шнур, ведущий к фонарю…

На острове моих воспоминаний

Я никогда ту дверь не отворю!

 

 

ПИСЬМО В АМЕРИКУ

 

Доплыла я до тихого берега

Через черный и злой океан,

И моя голубая Америка

Лучше ваших коммерческих стран.

 

Вот придут ко мне Ангелы гордые

И святых осуждающий клир

И найдут, что побила рекорды я

Всех грехов, оскверняющих мир.

 

Я заплачу: «Не вор я, не пьяница,

Я томиться в аду не хочу».

И мохнатая лапа протянется

И погладит меня по плечу.

 

«Ты не бойся засилья бесовского, —

Тихо голос глухой прорычит, —

Я медведь Серафима Саровского,

Я навечный и верный твой щит.

 

С нами зайчик Франциска Ассизского

И святого Губерта олень,

И мы все, как родного и близкого,

Отстоим твою грешную тень.

 

Оттого что ты душу звериную

На святую взнесла высоту,

Что последнюю ножку куриную

Отдавал чужому коту,

 

Позовет тебя Мурка покойная,

Твой любимый оплаканный зверь,

И войдешь ты, раба недостойная,

Как царица, в предрайскую дверь».

 

Вот какие бывают истории.

Я теперь навсегда замолчу.

От друзей вот такой категории

Я вернуться назад не хочу.

 

 

* * *

Когда я была ребенком,

Так, девочкой лет шести,

Я во сне подружилась с тигренком —

Он помог мне косичку плести.

 

И так заботился мило

Пушистый, тепленьки зверь,

Что всю жизнь я его не забыла,

Вот — помню даже теперь.

 

А потом, усталой и хмурой, —

Было лет мне под пятьдесят, —

Любоваться тигриной шкурой

Я пошла в Зоологический сад.

 

И там огромный зверище,

Раскрыв зловонную пасть,

Так дохнул перегнившей пищей,

Что в обморок можно упасть.

 

Но я, в глаза ему глядя,

Сказала: «Мы те же теперь,

Я — все та же девочка Надя,

А вы — мне приснившийся зверь.

 

Все, что было и будет с нами,

Сновиденья, и жизнь, и смерть,

Слито все золотыми звездами

В Божью вечность, в недвижную твердь».

 

И ответил мне зверь не словами,

А ушами, глазами, хвостом:

«Это все мы узнаем сами

Вместе с вами. Скоро. Потом».

 

 

ГИЕНА

 

Я только о тебе и думаю теперь,

Гиена хищная, гиена-хохотунья!

Ты — всеми проклятый, всем ненавистный зверь —

Такая же, как я, — могильная колдунья!

 

Сливаяся с тобой, я чувствую, как ты

Припала и ползешь, ища в скале отверстий…

Как рвут твои бока колючие кусты!..

Я вижу алый след и клочья бурой шерсти…

 

Как мертвенно томит тоскливая луна!

Но нам не одолеть ее заклятой силы!

Наш скорбный путь направила она

Туда, где тихие чернеются могилы…

 

Вот так… припасть к земле… и выть, и хохотать…

И рвать могильный прах, и тленом упиваться.

А в наших поднятых, тоскующих глазах

Пусть благостные звезды отразятся!

<1923>