Духовный опыт.

[Яцковская Шанти]

Юноше, только что ставшему монахом, приснился сон. Отчётливый, яркий, словно и не сон вовсе, а явь. Во сне он увидел монаха-отшельника - счастливого, светящегося изнутри. Седовласый, с длинной косматой бородой, в истлевшей одежде, он сидел у своей хижины, высоко в горах. Рядом текла река, цвёл кустарник, пели птицы, а небо над ним казалось бездонным. И юноша понял, что во сне ему явился Посвящённый - человек, который познал суть вещей и открыл в себе свет истины. Молодой монах узнал в этом человеке своего Учителя...

На утро юноша обратился к наставнику:
- Что бы мог значить этот сон?

Наставник покачал головой и ответил:
- Только одно - тебе следует идти и искать этого монаха. Он твой Учитель. До той поры, пока не отыщешь его, ты не пробудишься.

Юноша наскоро собрался и отправился на поиски. Куда идти, он не знал, а поэтому пошёл наугад. Он пошёл в горы. Его путь был долог, годы летели друг за другом - весны сменяли зимы, осень вновь и вновь приходила на смену лету. Юноша уже потерял счет времени. Он жил своей мечтой. Он исходил множество гор, был во многих монастырях. И всюду спрашивал об отшельнике с косматой бородой, что живёт высоко в горах в одинокой хижине.

- Да, - отвечали ему.
- Мы слышали об этом человеке. Иди вон туда, его видели вон на той горной вершине.

И юноша шёл. Но в какой-то момент в его сердце всё-таки поселилось отчаяние.
- Сколько же мне ещё идти? - спрашивал он себя.
- Как мне быть, если я так и не найду своего Учителя? - думал он, и сердце его замирало от тоски и печали.
- Не нужно ли мне прекратить поиски и вернуться? - этот вопрос приводил его в ужас.

Юноша совершенно выбился из сил. Он готов был остановиться. Но как теперь вернуться домой? Он так долго плутал, что забыл дорогу назад. И что он скажет своему наставнику?

- Нет, я должен идти дальше! - сказал себе юноша.
- Я должен найти своего Учителя! Я сделаю это во что бы то ни стало!

И его путь продолжался, хотя шёл этот юноша без надежды в сердце, без веры в успех. Он шёл просто потому, что однажды решил идти. И о чудо! Вот эта хижина! Он узнал её! Вот тот ручей и цветущий кустарник! И птицы! Да, тут поют те самые птицы, которые однажды пригрезились ему во сне! Юноша вбежал в хижину.

- Учитель! Учитель! - кричал он, обливаясь слезами радости. Но хижина оказалась пустой, в ней не было даже следов жизни. Юноша вышел из хижины и стал обыскивать местность вокруг. Но ничто не говорило о том, что здесь когда-либо жил человек. Лишившись сил, юноша упал на берег реки и воскликнул:

- Всё, я сдаюсь! Я проиграл! Я возвращаюсь!

Но тут его взгляд упал на водную гладь... Из воды на него смотрел совершенно седой старик с длинной косматой головой, в истлевшей одежде. А вокруг, под бездонным небом, цвели кустарники и пели те самые птицы.
_______________________________________

P.S. "Куда бы не шел Тхен Ан Лун, он всегда будет идти один!" (Брюс Ли)

[Яцковская Шанти]

Я выражусь чуть проще, Саша...

Учитель внутри.. кто его не видет внутри - ищет снаружи.

И то путь и этот одинаково хороши. Просто: кому - что)))

"Реальность, сияющую в глубине духовного Сердца каждого, следует искать Само-исследованием "

Кто я?" Шри Рамана Махараши

[Саша]

Два ключевых слова в названии диссертации: «опыт» и «духовный», с одной стороны, просты, понятны, имеют определённый общезначимый набор смыслов и значений, интерпретаций; с другой - чрезвычайно сложны, многозначны; всякий раз их интерпретация возникает как бы заново, с «новой строки», на белом листе бумаги. Ряду исследователей представляется целесообразным использовать изначально по отношению к опыту стратегию «разыскания», различения, настолько парадоксальным предстаёт его понимание в достаточно популярных трудах философов.



Мы видим необходимость осуществления процесса идентификации, понимая под ним отыскание так называемого первичного опыта, без чего немыслим и социально-духовный опыт вообще; соотнесение его с возможными свидетельствами опыта; выявление того, что опыт ориентирован на смысловые связи, доказательство того, что социальное и духовное измерения структурообразующие элементы опыта.



Да и простота понятия «социальный» - лишь кажущаяся, также требующая своего прояснения особенно в кризисные времена. Социальный опыт, ориентированный на Другого, Иного, Чужого, на со-бытие с этим Другим, на понимание этого Другого в сегодняшних условиях претерпевает такие изменения, что никакой объяснительной схеме не угнаться за этими метаморфозами. И уже совершенно недостаточно указать на то, что понятие социального в предельном значении этого слова отражает взаимоообусловленность индивидного (атомарного) бытия, с одной стороны, и надиндивидуальных структур, с другой. Как недостаточно сформулировать и то, что проблематизация таких категорий, как «знание», «повседневность», «общество» привели к имплозии социального, и одновременно к разрушению предельной рамки, удерживающей целостность мира, а также и к кризису понимания социального опыта как обеспечивающего воспроизводство и целостность определённого социального порядка.



Тем не менее - основные принципы понимания социальной компоненты опыта должны быть сформулированы и объяснены, так как они являются структурообразующими в любом опыте.



Размышления современной гуманитаристики об опыте в целом в последнее время и формально, и содержательно интенсифицируются. Это обусловлено, на наш взгляд, рядом факторов и обстоятельств. Одно из них давно и обстоятельно охарактеризовано Л.Г.Иониным. Связано это с тем, что он афористично обозначил как «инсценирование культурных традиций». Инсценирование означает восстановление вещного интерьера традиции, внешних атрибутов, символов, ритуалов при отсутствии внутренних, субъективных способов переживания, интериоризации норм, ценностей, смыслов. Причём, понятно, что их появление не связано только с обучением, трансляцией, масс-медийным штурмом.



Опыт как своеобразный «поворот сознания», новое качество сознания в этом контексте - «лакмусовая бумага», которая проявила бы восстановление аутентичного содержания культурной традиции. Размышляя об инсценировании, пытаются постичь и суть реально существующего фрагментарного опыта и основные измерения желанного социально-духовного опыта человека.



Второй фактор, актуализирующий нашу тему, это тоска по утраченной полноте бытия, цельности существования. Индивидуализм, индивидульное переживание даже свободы не дали современному индивиду желанных плодов. В этих условиях многим людям обретение истинного опыта обещает искомую целостность. Нет только готовых мыслительных схем, обеспечивающих интеллектуально этот поиск.



Третье обстоятельство вольно или невольно связано с двумя первыми. На современном языке науки оно может быть артикулировано, как проблема когерентности соответствующей культуры и духовного опыта, понятого, например, как внутренний, мистический.



Существовали и существуют мистико-аскетические практики и традиции, где мистический опыт определённым образом структурирован, выверен, выстроен, организован. Он включает в себя определённую совокупность принципов, установок, символов, истолкований; и только в этом своём наполнении он действительно становится опытом. Современная природа и сущность человека организована специфически. Она соответствует тому сконструированному «жизненному миру», который создаёт современная мозаичная культура. И в том, и в другом нет организованного единства, внутренней связности, пластичности. Если уж так называемый православный «склад» традиционно упрекали в том, что он причудливым образом соединял крайние противоположности: структуры сакрального мировосприятия и ритуалистического мышления, структуры, стремящиеся к застывшей вневременной неподвижности и установки открытости, свободы; структуры, соединяющие новозаветный метаисторизм и эсхатологизм, вечное стремление к «обожению» и требование радикальной трансформации человека и мира; то современный склад ещё более эклектичен, ещё более вызывает критику и опасения.



Надо заметить, что и философема «сделанности» современного субъекта, сформированности определёнными дисциплинарными матрицами, определёнными языковыми и социальными практиками только усиливает мысль о том, при каких условиях и усилиях внятная философски-обоснованная дескрипция социально-духовного опыта будет воспринята современным индивидом.



Кроме того, исследование социального опыта, массовых движений, форм социального протеста, массового сознания; внимание к бессознательным основаниям опыта заставляют предельно энергично обсуждать тему сознательного аспекта опыта. Это может корректно осуществить феноменологическая философия, интерпретируемая современными исследователями как подлинная философия опыта.



Проблема исследования



Не секрет, что опыт, особенно опыт, рамирующими началами которого являются духовность и социальность, редуцируется к духовному, понятому эссенциалистки. Он представляется опытом познания, направленным на Абсолют, а социальные коннотации только усиливают мысль о том, что это не процесс, связанный с уникальной личностью, а нечто универсальное, происходящее в тех духовных координатах, в которых и Другие ощущают свое присутствие в мире как присутствие неуниженное, полноценное, сопричастное гармонии мироздания.



Мало что меняет в подобной характеристике указание на экстатичность, чувство уверенности в существовании высшей реальности, и даже чувство единения с Абсолютным.



На наш взгляд, здесь утрачивается представление о том, что опыт не есть одномоментальная сущность, это процесс, и нам важно репрезентировать его, представлять эту процессуальность в становящемся бытии, а не в редуцированной сущности. Если в сознании свершается некая премена, то она не одномоментна, она есть перформанс. И духовный опыт это не есть результат направленного сознания, сконструированного медитациями, и некими иными мистическими практиками. Опыт действительно претерпевание, не сводимое к действиям, практике, событию. Он шире и многобразнее, но к чему сводится эта неизвестная добавочная величина?



Мало что проясняет и сугубо светское толкование духовного опыта как самосозидания, самостроительства, самосовершенствования. Повседневная риторика обывателя девальвировала и инфляцировала эти смыслы. Их в такой дескрипции не инкорпорируешь в иное сознание. Они вообще никак не расшифровываются, не возникает никакой избыточной интерпретации.



Конечно, не следует исключать и возникшую в последнее время тенденцию усматривать в опыте феномен, определённую данность, хоть и ускользающую, сознания. Но тогда возникает энергичное истолкование факта интерпретации, укоренённого в опыте. Опыт тогда существует только в своём толковании, которое несёт в себе смыслы, значения, ценности, полученные из общего горизонта представлений переживающего опыт индивиа. Но в этом случае теряется из виду так называемый «объективный полюс» опыта.



Итак, проблема заключается в том, чтобы определить, что есть в опыте «структурообразующего», что определяет его бытийствующую величину, его трансценденцию, его претерпевание, переживание, его «объективное» измерение и «субъективное»?