Дорогие Друзья, с огромным благодарением к работе каждого, кто Есть, этот блог предлагаю!
Всё в этом мире предваряет чего-то. Одно следует за другим, расскрывая суть происходящего или останавливая то, что привычно. Читая с благодарностью блоги и комментарии, которые выходят здесь на Эспаво, объединяя мысли сознания, которое помогает на пути расскрыть то, ради чего находишься в Едином Пространстве, познаёшь иное восприятие, которое приходит и через сны, тем не менее выводя из его объятий.
Сегодня приснился сон, который разыграл картинки поиска и желаний объединиться, тем не менее это не могло осуществиться в состоянии привычном-там всё быстро менялось, что было незаметно в обычном проживании, меняло картинки и точка встречи не могла осуществиться (точка сборки). В какой-то момент пришло осознание, что невозможно наметить точку сборки при наличии иллюзии. Иллюзия своим меняющимся ритмом смещала всё и не позволяла осуществить цель. Вскоре была осознана иллюзия или определён в сознании сон. Это позволило сохранить силы, расскрыть решение поставленной задачи через выход из общего круга изменений в постоянство, которое регулируется сознательным действием (нахождения в нём, как присутствие)-так произошёл выход к магическому постижению (пришло осознание остановки мира).
Остановить мир! Внешне это сделать невозможно никак, но осознать вечные изменения вокруг и остаться с тем, что есть во внимании-это то, что необходимо. Через прокручивание всех картинок цель сама найдёт стремящегося к ней, доставляя счастье от того, что есть осознание иллюзии и того, что можно уже не разбегаться, а быть вместе- в точке здесь и сейчас.
Точка сборки, на которую все уповают для своих целей-собирание частей в единство, может дать энергии счастья при нахождении её. Она доступна всегда тому, кто осознал иллюзорность всего, что как сон проходит в сознании, сплетая судьбы и желания.
При быстроменяющемся (в картинках) сне невозможно дать координаты точки сборки (место встречи)-неточность, которая от движения картинок будет уводить от цели. Чтобы увидеть точку сборки-её кто-то должен показать, обозначить на планетарном уровне, как цель, где собирается энергии желаемого. Показать можно тем, кто увидел иллюзорность мира и перестал искать выход из ситуации привычным способом (принятым человечеством-через рассуждения об этом ).
Пока человек ищет внешними инструментами цель, он не может к ней приблизиться. Чтобы подойти к цели-она должна остановиться в сознании ищущего ибо она всегда стоит на месте (точка сборки цели не меняется). При этом человек сам должен остановиться, удерживая осознанность и не теряя больше из того ценного, что рядом с ним-тех, кого любит и кто любит его- группу, с которой оказался рядом. Отсюда и вознесение со всеми вместе! От осознания, как это может быть!
К цели, где встречаются все потерянные части, можно придти через точку сборки, остановив внимание, а также передав другим ищущим обозначенное, как проход через целое (к цели) к этой точке (это 2 и 3 линии работы по Гурджиеву).
Цель доллжна стать неподвижной при внешнем движении. Всё необходимое станет целью-точкой.
Всё является одной точкой в пространстве бытия. Увидеть её можно в случае осознания иллюзии окружающего, при этом исчезает надежда, что в иллюзии ( с помощью методов привычных) её можно найти, тем не менее, остановившись, став безупречным и бдительным-пробуждённым ото сна, что становится важным и для сохранения группы, а также для тех, кто потерялся-они могут получить доступ через точку сборки, остановить привычный мир и объединиться с Целым.
Останавливая привычный мир осознанием иллюзорности его, приближается момент счастья-распознавание во всём происходящем изменений, которые не позволяют собраться утерянным частям вместе, тем не менее остановиться в поисках, становится единственно верным решением для увидевших майю во всей красе. Кто не увидел её-тот будет ходить по кругу (планетарному), разыскивая цель через внешние моменты познания, где возможны случайные попадания, тем не менее они не несут постоянства в ясности процессуальности выхода из нереального. Во сне найти ничего невозможно.
Пробуждение, сохранение объёма восприятия, которое доступно в точке здесь и сейчас позволит осознать иллюзию, видеть точку сборки, то есть целое и себя частью его (осознавшей его частью). Исходя из этого видения, сохраняется энергия для задач, которые поставлены через намерения, прекращается утечка энергии внимания на поиск иллюзорных объектов, чтобы опираться на них для решений.
Реальность распознаётся среди нереальности, что позволяет видеть точку сборки, вернее из неё не выходить, остановив поиск и все желания поиска.
Это точка вневременности или сущности, в которой любое желание может осуществиться, тем не менее видящий уже вне желаний, однако в бдительности за доступный объём восприятия.
В объёме восприятия можно намеревать то, что смещает привычную точку сборки. Это происходит в результате практик, которые уводят от цепляния за материальные формы в сторону духовных (тонких, невидимых), что можно назвать и обозначить, как наблюдение за всем происходящим и не вовлечённым в него-отрешенность.
Смещение через звук, цвет, движение приводит к ослаблению кармических узлов, становится радостью бытия, за пределами обусловленности, осуществляется выход в мир Света-Любви-Благости в состоянии счастья за пределами плотных взаимодействий.
Диктовки (ченнелинги) приходят в состоянии слушания тонких (невидимых) форм общего поля-пространства, где есть всё, что нужно тому, кто остановил мир или сместил точку сборки в иное восприятие, в котором можно обозревать бытие, как оно есть, сохраняя энергии для новых остановок - перемещений.
Точка-остановка. В неё можно попасть остановившись, осознав иллюзию того, что окружает, став бдением, наблюдением.
Это есть ясность, которая собирает в нужное место стремящихся. Это Вечный Призыв Учителей Света-Любви!
Предлагаю отрывок из книги К.Кастанеды
Глава 19. Остановка мира
На следующий день, едва проснувшись, я принялся расспрашивать дона Хуана. Он рубил дрова за домом. Дона Хенаро нигде не было видно. Дон Хуан сказал, что говорить не о чем. Я отметил, что мне удалось достичь отрешенности. Ведь когда дон Хенаро «плавал» по полу, я просто наблюдал за ним, не желая и не требуя никаких объяснений. Но такая моя сдержанность ни в малейшей степени не помогла мне понять, что же в действительности происходило. Потом, когда пропала машина, я автоматически включился в режим поиска логического объяснения. Но и это не помогло. Я сказал дону Хуану, что моя настойчивость в поиске объяснений не является чем-то произвольно изобретаемым мною для усложнения, но есть нечто очень глубоко во мне укоренившееся и потому пересиливающее любые иные побуждения.
— Это — как болезнь, — сказал я.
— Болезней нет. Есть лишь индульгирование, — спокойно ответил дон Хуан. — И, пытаясь все подряд объяснить, ты лишь потакаешь себе. Объяснения в твоем случае более не нужны.
Я настаивал, утверждая, что могу функционировать только при наличии условий упорядоченности и понимания. Я напомнил ему о тех глубочайших изменениях, которые мне удалось произвести в своем характере за годы нашего с ним общения, равно как и о том, что изменения эти стали возможны исключительно благодаря тому, что мне удавалось находить объяснения, доказывающие их необходимость.
Дон Хуан мягко засмеялся. Потом долго молчал.
— Ты очень умен, — произнес он наконец. — И каждый раз находишь способ возвратиться к исходной точке. Но теперь этому настал конец. Тебе некуда возвращаться. И я больше ничего не намерен тебе объяснять. То, что Хенаро сделал с тобой вчера, было сделано с твоим телом, так что позволь телу самому решать, что есть что.
Дон Хуан говорил по-дружески, но в тоне его сквозила необычная отрешенность, и это заставило меня ощутить неодолимое одиночество. Я сказал дон Хуану, что чувствую печаль. Он улыбнулся, слегка сдавив пальцами мое плечо, и мягко произнес:
— Мы с тобой — существа, уделом которых является смерть. У нас больше нет времени на то, чтобы действовать так, как мы привыкли. Пришло время использовать все то неделание, которому я тебя обучил, и остановить мир.
Он еще раз сжал мою руку. Его прикосновение было твердым и дружеским. Оно словно говорило, что он по-прежнему остается моим другом, заботится и привязан ко мне; но в то же время оно вызвало у меня ощущение непоколебимой цели.
— Это мой жест по отношению к тебе, — сказал он. — Сегодня ты должен отправиться те дружелюбные горы самостоятельно.
И движением подбородка он указал на далекую горную цепь на юго-востоке.
Он сказал, что там мне предстоит оставаться до тех пор, пока мое тело не скажет мне возвращаться. И тогда я должен вернуться в его дом. Дон Хуан слегка подтолкнул меня к машине, тем самым давая понять, что больше не собирается ни что-либо мне объяснять, ни откладывать выполнение этого решения.
— Что я должен делать в горах? — спросил я.
Он не ответил, а только покачал головой и произнес:
— Довольно этого.
А потом указал пальцем на юго-восток и отрывисто произнес:
— Отправляйся туда.
Мы много раз ездили по этим дорогам. Я ехал сначала — на юг, потом — на восток. Там, где заканчивалась грунтовая дорога, я оставил машину и по знакомой тропе поднялся на высокое плато. У меня не было ни малейшего понятия относительно того, что делать дальше. Я начал петлять в поисках места для отдыха. Вдруг я обратил внимание на маленький участок слева. Видимо, химический состав верхнего слоя почвы там имел какую-то особенность. Однако когда посмотрел туда прямо, не обнаружил никаких отличий. Я остановился от него в нескольких футах и попытался «чувствовать», как всегда рекомендовал дон Хуан.
Я простоял неподвижно почти целый час. Мысли постепенно исчезали, и наконец внутренний разговор с самим собой полностью прекратился. Потом возникло раздражение. Оно, казалось, было в моем животе и становилось более острым, когда я поворачивался лицом прямо к тому участку, который пытался почувствовать. Появилось ощущение какого-то отталкивания, я почувствовал, что нужно уйти. Я пошел, осматривая землю сведенными глазами. Через некоторое время я наткнулся на большой плоский камень. Я остановился перед ним. В нем вроде бы не было ничего особенного, но почему-то он казался мне привлекательным. Ни какого-либо цвета, ни свечения. Но он мне нравился. Телу было хорошо и удобно. Я присел на камень и немного отдохнул.
Я бродил по плоскогорью и окружающим горам весь день, не зная, что делать, а в сумерках вернулся к плоскому камню. Я знал, что ночью буду на нем в безопасности.
На следующий день я зашел подальше в высокие горы на восток от плато. К вечеру я вышел на другое плато, еще более высокое, чем первое. Мне показалось, что я уже бывал в этих местах. Я осмотрелся, пытаясь сориентироваться, но не узнал ни одной из окружавших меня вершин. Тщательно выбрав подходящее место, я присел отдохнуть на краю голой каменистой площадки. Там мне было тепло, и я чувствовал себя спокойно. Я попытался вытряхнуть из тыквенной фляги немного еды, но там было пусто. Тогда я решил попить из второй фляги. Но вода оказалась затхлой. Делать было нечего — нужно было возвращаться к дону Хуану. Я начал прикидывать, целесообразно ли отправляться в обратный путь прямо сейчас. Я улегся на живот и положил подбородок на руки. Было как-то неудобно. Я принялся крутиться и в конце концов оказался лежащим лицом на запад. Солнце клонилось к горизонту. Глаза устали. Я посмотрел на землю и заметил большого черного жука. Он выполз из-за камня, толкая перед собой шарик навоза, вдвое превосходивший по размеру его самого. Я долго следил за жуком. Он игнорировал мое присутствие и упорно тащил свой груз через камни, корни, ямки, трещины, холмики. Насколько я понимал, жук не осознавал моего присутствия. Тут мне пришла в голову мысль, что я не могу быть уверен в том, что насекомое не осознает меня. Эта мысль повлекла за собой целую цепочку соображений относительно различий между миром жука и моим миром. Мы с жуком существовали в одном и том же мире, но вполне очевидно, что этот мир для нас не был одинаков. Я углубился в созерцание жука, восхищаясь огромной силой этого существа, позволявшей ему тащить свой груз по камням и трещинам.
Я наблюдал за жуком очень долго. А потом вдруг обратил внимание на безмолвие, царившее вокруг. Только ветер шелестел листьями чапараля. Я взглянул вверх и, непроизвольно повернув голову налево, краем глаза заметил бледную тень или какое-то мелькание на камне в полутора метрах от меня. Сперва я не обратил на нее внимания, но потом до меня дошло, что тень была слева. Я еще раз резко обернулся и четко воспринял тень на камне. Я ощутил, как тень каким-то диковинным образом скользнула по камню вниз и впиталась в землю, подобно тому, как впитывается в промокашку чернильная клякса. По спине пробежал холодок. В голове мелькнула мысль, что смерть наблюдала за мной и за жуком.
Я поискал насекомое взглядом, но его нигде не было видно. Наверно, пополз туда, куда направлялся, и бросил свою ношу в норку. Я прижался щекой к гладкой поверхности камня.
Жук вылез из глубокой трещины и замер в нескольких дюймах от моего лица. Некоторое время он, казалось, внимательно меня рассматривал. Я почувствовал, что, возможно подобно тому, как я осознал присутствие своей смерти, жук осознал мое присутствие. По телу пробежала дрожь. В конце концов мы с жуком не так уж и отличаемся друг от друга. Смерть, как тень, выслеживает из-за камня нас обоих. Я ощутил необычайный душевный подъем. Жук и я были на равных. Ни один из нас не был лучше другого. Нас уравнивала смерть.
Мой душевный подъем и радость настолько переполнили меня, что я заплакал. Дон Хуан прав. Он всегда был прав. Я живу в таинственном мире. И как любой другой, я — исключительно таинственное существо, и в то же время я — не важнее, чем жук. Тыльной стороной кисти я вытер глаза, и когда я тер их, то увидел человека или что-то, по форме напоминавшее силуэт человека. Справа, метрах в сорока. Я сел и попытался рассмотреть, кто это. Но мешало золотисто-желтое сияние, висевшего над самым горизонтом солнца. В этот момент послышался странный гул, похожий на далекое гудение реактивного самолета. Когда я сосредоточил свое внимание на этом звуке, он сделался громче и пронзительнее, постепенно перейдя в резкое металлическое жужжание, а потом смягчился и стал странным и гипнотически мелодичным, похожим на вибрации электрического тока. В воображении возник образ двух сближавшихся заряженных сфер или двух трущихся друг о друга заряженных металлических кубов, которые замирают, когда стороны их точно совпадают, издавая при этом глухой звук. Я еще раз напрягся, пытаясь разглядеть человека, который словно прятался от меня. Но увидел только что-то темное среди кустов. Я прикрыл глаза от солнца рукой и понял, что там никого не было, только игра света и тени в ветвях чапараля.
Я отвел глаза и увидел койота. Он спокойно трусил по каменистому плато и был около того места, где я, как мне показалось, видел человека. До него было метров пятьдесят. Он бежал на юг, но потом остановился, повернулся и пошел ко мне. Я пару раз крикнул, надеясь его отпугнуть. Безрезультатно. Я забеспокоился. А вдруг он — бешеный? Койот приближался. Я даже подобрал несколько камней на случай, если он вздумает напасть. Когда койот был метрах в трех от меня, я заметил, что он нисколько не возбужден и даже наоборот — совершенно спокоен и ни капельки меня не боится. Он замедлил шаг и в полутора метрах от меня остановился. Мы молча смотрели друг на друга, а потом койот подошел еще ближе. Его карие глаза смотрели ясно и дружелюбно. Я сел на камень. Койот стоял совсем близко, почти касаясь меня. Я был ошеломлен. Мне никогда не доводилось видеть дикого койота так близко. Единственное, что пришло мне в этот момент в голову — с ним поговорить. Я заговорил так, как разговаривают со знакомой собакой. А потом мне показалось, что койот отвечает. Я даже был абсолютно уверен: койот что-то сказал. Я был в недоумении, но времени на то, чтобы разбираться, у меня не было, потому что койот «заговорил» опять. Он не произносил слова в том виде, как человек. Это было скорее «чувством» того, что он говорит. Но это не было похоже на то чувство, которое возникает у человека, когда животное, кажется, общается с хозяином. Он на самом деле заговорил, он сформулировал вполне определенную мысль и выразил ее в виде чего-то, весьма напоминающего законченную фразу. Выглядело это примерно следующим образом:
— Ну что, как поживаешь, койотик? — спросил я.
Мне показалось, что я услышал ответ:
— Нормально. А ты?
Я оторопел. Койот повторил. Я от удивления вскочил на ноги. Койот не шевелился. Даже мой внезапный прыжок не произвел на него никакого впечатления, он по-прежнему дружелюбно смотрел на меня ясными глазами. Потом он улегся на живот, склонил голову набок и спросил:
— Почему ты боишься?
Я опустился на камень, и между нами состоялась беседа — самая невообразимая и странная, из всех, какие мне когда-либо доводилось вести. В конце он спросил:
— Что ты здесь делаешь?
Я ответил, что пришел в эти горы, чтобы «остановить мир».
Койот сказал:
— Qua bueno!
Тут я осознал, что это — какой-то двуязычный койот. Существительные и глаголы в его фразах были английскими, а союзы, междометия и некоторые другие части речи — испанскими. В голову пришло, что это — койот Чикано. Я засмеялся — уж очень абсурдной была вся ситуация в целом. Я хохотал все сильнее и довел себя почти до истерики. Вся тяжесть и несуразность происходящего вдруг разом обрушилась на меня, и разум мой пошатнулся. Койот встал на ноги. Глаза наши встретились. Я неподвижным взглядом смотрел ему прямо в глаза и чувствовал, что они словно притягивают меня. Вдруг койот засветился. От начал сиять. Словно в сознании всплыли события десятилетней давности, когда под действием пейота я наблюдал превращение обыкновенной собаки в дивное светящееся существо. Как будто койот пробудил во мне воспоминания, и образы прошлого возникли перед глазами и наложились на фигуру койота. Койот был текучим, жидким светящимся существом. Его свечение ослепляло. Я хотел прикрыть глаза руками, но не мог пошевелиться. Светящееся существо прикоснулось к какой-то неопределенной части меня, и мое тело ощутило настолько восхитительное, неописуемое тепло и благополучие, как если бы это прикосновение взорвало меня. Я был прикован к месту. Я не чувствовал своих стоп или ног, или других частей тела, но в тоже время что-то поддерживало меня в вертикальном положении.
Я не имею понятия, сколько я оставался в этом положении. И светящийся койот, и вершина холма, на которой я стоял, уже давно куда-то исчезли. Не было ни ощущений, ни мыслей. Все отключилось, и я свободно плыл.
Вдруг мое тело почувствовало удар, и его окутало что-то, что зажгло меня. Затем я осознал, что на меня падают лучи солнца. Я слабо различал далекие горы на западе. Солнце было уже над самым горизонтом. Я посмотрел прямо на него и увидел «линии мира». Я действительно воспринимал необычайное изобилие светящихся белых линий, пересекавших все вокруг меня. Я подумал было, что это солнечный свет так рассеивается ресницами. Я моргнул и взглянул еще раз. Линии были очень устойчивы и непрерывны. Они лежали на всем и проходили сквозь все. Я повернулся, разглядывая новый удивительный мир. Картина линий устойчиво сохранялась, даже когда я не смотрел в сторону солнца.
В экстазе я стоял на вершине холма целую вечность. Может быть, объективно все событие продолжалось всего лишь несколько минут, в течение которых солнце опускалось к горизонту, но мне казалось, что прошла вечность. Я чувствовал, что из мира и из моего тела вытекало что-то теплое и успокаивающее.
Я знал, что раскрыл тайну. Все так просто. Поток неведомых ранее чувств переполнил меня. Никогда в жизни не испытывал я такой дивной эйфории, такой умиротворенности, такого всеохватывающего понимания. Но в то же время тайна, которую я постиг, была невыразимой, ее невозможно было облечь в слова. И даже в мысли. Однако мое тело знало ее.
Потом я либо заснул, либо потерял сознание. Придя в себя, я обнаружил, что лежу на камнях. Мир был таким, каким я привык его видеть. Темнело. Я отправился к машине.
Я приехал к дому дона Хуана на следующее утро. Я спросил, где дон Хенаро, и дон Хуан ответил, что тот отправился куда-то недалеко по своим делам. Я сразу же рассказал дону Хуану о том, что со мной приключилось. Он слушал с неподдельным интересом, а когда я закончил, сказал:
— Ты просто остановил мир.
Мы немного помолчали, а потом дон Хуан сказал, что я должен поблагодарить дона Хенаро за помощь. Казалось, дон Хуан очень мною доволен, что было не совсем обычным. Он похлопывал меня по спине и улыбался.
— Но говорящий койот — это же непостижимо! — сказал я.
— Это не было разговором, — сказал дон Хуан.
— Что же тогда это было?
— Твое тело впервые смогло понять. Но тебе не удалось осознать, что, прежде всего, это был не койот, и что он, разумеется, не говорил с тобой так, как разговариваем между собой мы.
— Но койот действительно говорил, дон Хуан!
— Говоришь ты. И делаешь это сейчас в своей обычной идиотской манере. После стольких лет мог бы соображать получше. Вчера ты остановил мир. И, может быть, даже увидел. Волшебное существо сказало тебе что-то, и твое тело оказалось способным это понять, так как мир рухнул.
— Мир был таким же, как сегодня, — дон Хуан.
— Нет. Сегодня койоты ничего тебе не рассказывают, и ты не можешь видеть линий мира. Вчера ты сделал все это просто потому, что кое-что остановилось в тебе.
— Что остановилось во мне?
— Вчера в тебе остановилось то, что люди говорили тебе о том, каким является этот мир. Видишь ли, с момента нашего рождения люди говорят нам, что этот мир такой-то и такой-то, что он то-то и то-то. И, как и следовало ожидать, у нас нет другого выбора, кроме как видеть мир таким, каким люди сказали нам, что он является.
Мы переглянулись.
— Вчера мир стал для тебя таким, каким маги сказали тебе, что он является, — продолжал он. — В том мире койоты разговаривают, так же как и тот олень, а котором я рассказывал тебе, так же как и гремучие змеи, деревья и все другие живые существа. Но я хочу, чтобы ты научился видеть. Наверно, ты уже понял, что видение происходит только тогда, когда тебе удается проскользнуть в щель между мирами — миром людей и миром магов. Сейчас ты увяз в средней точке между этими двумя мирами. Вчера ты поверил в то, что койот с тобой разговаривал. Точно так же в это поверил бы маг, который не видит. Но тот, кто видит, знает, что верить в это, значит быть связанным миром магов; так же как и не верить в то, что койоты разговаривают, значит быть связанным миром людей.
— Ты хочешь сказать, что ни мир магов, ни мир обычных людей не являются реальными?
— Они реальны. Они могут на тебя воздействовать. Вчера, например, ты вполне мог спросить того койота о чем угодно, и он обязан был тебе отвечать. Единственное, что грустно, — койоты ненадежны. Они все — обманщики. Такова твоя судьба — не иметь надежного друга среди животных.
Дон Хуан объяснил, что койот теперь станет моим приятелем на всю жизнь и что в мире магов иметь койота в качестве спутника считается нежелательным положением дел.
Он сказал, что было бы идеально, если бы я вчера беседовал с гремучей змеей, поскольку они потрясающие спутники.
— На твоем месте, — сказал он, — я бы ни за что не доверился койоту. Но ты — не такой, как я. Ты даже можешь стать койотным магом.
— Койотный маг — это что такое?
— Тот, кто извлекает много полезного из общения со своими братьями-койотами.
Я хотел задать ему несколько вопросов, но он жестом прервал меня.
— Ты видел линии мира. Ты видел светящееся существо. Ты уже почти готов к встрече с союзником. И ты, разумеется, знаешь, что тот человек, которого ты видел в кустах, был союзником. Ты слышал его рев, похожий на звук реактивного самолета. Он будет ждать тебя на краю той равнины, куда я отведу тебя.
Мы долго молчали. Дон Хуан сидел, сложив руки на животе и едва заметно шевеля большими пальцами.
— Хенаро тоже должен будет пойти с нами к той долине, — неожиданно произнес он. — Он тот, кто помог тебе остановить мир.
И дон Хуан пронзительно на меня взглянул.
— Я скажу тебе еще кое-что, — сказал он и засмеялся. — Сейчас это действительно имеет значение. В тот день Хенаро никуда не убирал твою машину из мира обычных людей. Он просто заставил тебя смотреть на мир так, как это делают маги. А в том мире твоей машины не было. Хенаро хотел ослабить твою уверенность. Его клоунада говорила твоему телу об абсурдности попыток все понять. И, когда он запустил своего шляпного змея, ты уже почти видел. Ты нашел свою машину, и ты находился в обоих мирах. А хохотали мы с ним так, что чуть не полопались, из-за того, что ты на полном серьёзе думал, что везешь нас к дому с того места, где, как тебе казалось, ты нашел свой автомобиль.
— Но как он заставил меня видеть мир так, как это делают маги?
— Я был с ним. Мы оба знаем тот мир. Если человек знаком с тем миром, то все, что ему требуется, чтобы вызвать его, это использовать то дополнительное кольцо силы, которым, как я тебе говорил, обладают маги. Он занял тебя переворачиванием камней, чтобы отвлечь твои мысли и дать телу возможность увидеть.
Я сказал дону Хуану, что события последних трех дней необратимо разрушили мое представление о мире. Никогда за все десять лет обучения я не был настолько потрясен, даже когда принимал психотропные растения.
— Растения силы — только помощь, — сказал дон Хуан. — Реальное значение имеет лишь осознание телом того, что оно способно видеть. Только тогда человек способен разобраться в том, что мир, на который мы смотрим ежедневно, — лишь описание. Моим намерением было показать тебе это. К сожалению, у тебя осталось очень мало времени до того, как союзник схватит тебя.
— А союзник должен схватить меня?
— Нет способа избежать этого. Для того, чтобы видеть, необходимо научиться смотреть на мир так, как это делают маги. Для этого необходимо вызвать союзника. А когда его вызвали, он приходит.
— Не мог бы ты научить меня видеть, не вызывая союзника?
— Нет. Для того, чтобы видеть, нужно научиться смотреть на мир каким-нибудь иным способом, а другого способа, кроме магического, я не знаю.
...
Вы должны быть участником ЭСПАВО (Международная Ассоциация Работников Света), чтобы добавлять комментарии!
Вступить в ЭСПАВО (Международная Ассоциация Работников Света)