Будда - моё прибежище Г. Майринк

[Просмотр блога]

- Что значит «никогда не отдаляться от будды»? 

- Иметь сознание, свободное от понятий, которые приходят и уходят, и покой сознания, ненарушаемый окружающими формами, так что оно остается неизменно пустым и невозмутимым, – это и означает «никогда не отдаляться от будды». 

Вот что я слышал.

Жил некогда в этом городе старый музыкант, бедный и всеми заброшенный. Каморка, в которой он жил и где проводил часть ночного и часть дневного времени, была тесной, мрачной и убогой и находилась в самом убогом, самом тесном и мрачном районе.

Старик не всегда был таким заброшенным. Знавал он и другие времена - многие годы роскошной и великолепной жизни, когда-то ему было дано испытать весь блеск, какой только может выпасть на долю самому богатому человеку на земле. Все радости, какие только дано изведать человеку с радостной душой, были тогда открыты ему. Все услады и все красоты, какие только доступны на этой земле для счастливца и красавца, - все они были доступны и для него.

Но однажды счастье отвратило от него свой лик. Так же, как бывает, когда ясным утром поднимется солнце на безоблачном небе, достигнет вершины своего ослепительного пути, чтобы затем опуститься, погружаясь в мутную темь, в густой, непроницаемый мрак, и, скрывшись с глаз, кануть в ночи. И когда счастье от него отвернулось и каждый новый день уже приносил с собой новую беду, он обратился к молитве и, лёжа во прахе много долгих ночей подряд, молился, прося о том, чтобы высшие силы сохранили его от неминуемой гибели.

Но померкли роскошь и великолепие, радость и блеск затмились, богатство рухнуло. Супруга покинула его, дитя умерло, когда ему, обедневшему, не на что стало кормить и поить своё чадо. Тогда он перестал молиться и больше уж ни о чём не просил ... Так его душа вступила в область мрака.

И как в глубине ночи, когда тьма поглощает и очертания, и краски предметов и существ, так что невозможно отличить одно от другого, как в глубине ночи, когда небо тихо и незаметно светлеет, озарённое восходом луны, и шёпотом пробуждает истаявшие очертания предметов и существ к иной жизни, так же тихо и незаметно шёпотом зазвучали во мраке его сердца слова, когда-то услышанные, когда-то прочитанные в пору его богатства, - слова Будды:

Ни к чему не прирастай душой -
Страх потери делает рабом.
Истинно свободен только тот,
Кто забудет и любовь, и гнев.
Скорбь проистекает из любви,
Страх проистекает из любви.
Тот, кто отречётся от любви,
Страх и скорбь забудет навсегда.
Тяга к жизни порождает скорбь,
Тяга к жизни порождает страх.
Тот, кто тягу к жизни победит,
Скорбь и страх забудет навсегда.

И тут в душе его занялись сумерки. Все желания и все надежды отпали от него, отпало всякое горе, всякое алкание, всякое страдание, всякая радость. Пробуждаясь утром, он посылал свою любовь и сострадание на восток, на запад, на юг, на север, на верх и вниз, и, начиная работу, он бормотал: "Будда - моё прибежище" и, ложась спать, бормотал: "Будда - моё прибежище".

Когда он принимался за скудную трапезу, когда принимался за питьё, когда вставал и садился, когда выходил и когда возвращался, он бормотал: "Будда - моё прибежище". И тут затворились врата его чувств, и душа его сделалась недоступна для желаний и ненависти, для алкания, страданий и радости.

В дни праздников, когда звонили колокола, он порой доставал стеклянную доску, укладывал её на стол и насыпал сверху немного тонких песчинок, затем проводил смычком от своей виолончели по краю стеклянной доски, и стекло, задрожав, начинало петь под смычком, и песчинки на нём плясали, складываясь в тонкие, правильные звёздочки - мелодические фигуры.

И при виде возникающих звёздочек и фигур, которые вырастали на глазах, исчезали и вновь возникали, он глухо вспоминал учение Будды Гаутамы о страдании, о происхождении страдания, о пути, ведущем к уничтожению страдания.

"Будда - моё прибежище".
Отправиться в страну, где живут те святые, которым уже ни о чём не надо молиться, в страну, где некогда жил Возвышенный, Совершенный - аскет Готамо, указавший путь к свободе, - было его самой заветной мечтой. Отыскать там и найти круг немногих избранников, хранителей живого смысла его учения, передаваемого от сердца к сердцу, не перетолкованного, не замутнённого, животворного, как дыхание, - было его заветным желанием.

Для того чтобы заработать деньги для паломничества в Индию, в страну его заветной мечты, он, замкнув все чувства, вот уже много дней, недель, много-много месяцев и лет играл на виолончели по кабакам. Когда его товарищи вручали ему его скромную долю собранных денег, он думал о Возвышенном, о Совершенном, о том, что вот ещё на несколько шагов к нему приблизился: "Будда - моё прибежище".

Он стал уже сед и хил, и тут наконец наступил день, который принёс ему последний недостающий крейцер. В убогой своей комнатёнке он стоял у стола и глядел на то, что там лежит. К чему эти деньги, которые лежат сейчас на столе? Для чего он их копил? Память его угасла. Он всё думал и думал - для чего на столе эти деньги! Память его угасла. Он уже ничего не знал и ни о чём не мог думать. И только одни и те же слова, как вздымающаяся и опадающая волна снова и снова всплывали в его мозгу: "Будда - моё прибежище. Будда - моё прибежище".

Вдруг дверь отворилась, и вошёл его товарищ - скрипач, человек сострадательный и щедрый на помощь бедным. Старик не услышал, как он вошёл, а всё продолжал, не отрываясь, глядеть на деньги.
- Сегодня мы собираем деньги для бедных детей, - тихо произнёс наконец скрипач. - Все давали - бедные и богатые. Чтобы дети не мёрзли и не пропадали от нищеты, чтобы не голодали. Чтобы больных детей лечили. Неужели ты, старина, не дашь денег? Вон ты какой богатый!

Старик едва воспринимал смысл его слов; сердцем его владело смутное чувство, что от этих денег на столе нельзя отнимать ни малейшей части, нельзя ничего отдавать. Он не мог вымолвить ни слова, ему казалось, словно он забыл этот мир. Перед глазами у него прошёл ряд видений. Он видел знойное солнце Индии, стоящее над неподвижными пальмами и сверкающими пагодами, вдалеке блистали белизной горные вершины.

Неподвижная фигура Будды Гаутамы приблизилась, появившись издалека, и, словно эхо, в сердце у него зазвучал знакомый хрустальный голос Совершенного, однажды уже обращавшийся к нему в лесу под Сумсумарагирамом со странными словами:

"Так вот, где я вижу тебя, Злого! Оставь надежду, если мнишь: "Он меня не видит!"
Я знаю тебя, Злого! Оставь надежду, если мнишь: "Он не знает меня!" Ты - Маро, ты Злой дух. Отстань от Совершенного! Отстань от его Ученика! ... Сгинь отсель, сгинь из сердца, Маро, сгинь отсель из сердца, Маро".

И тут старик ощутил, что рука, которая держала, отпустила его. Он вспомнил своё родное дитя, умершее оттого, что он был беден и не мог его кормить. И взял он тогда все деньги, какие лежали на столе, и отдал их скрипачу. "Будда - моё прибежище. Будда - моё прибежище".

Скрипач ушёл, а старик достал, как бывало по праздникам под звон колоколов, стеклянную доску и укрепил её на столе. И насыпал на стекло мелких песчинок. И когда провёл он виолончельным смычком по краю стеклянной доски и та, задрожав, запела и зазвенела, песчинки заплясали и стали складываться в мелкие, тонкие, правильные звёздочки.

И когда начали возникать, и расти, и вновь пропадать, и вновь возникать звёздочки и фигуры, он смутно вспомнил учение Будды Гаутамы о страдании, о возникновении страданий и уничтожении страданий и о пути, ведущем к уничтожению страданий. И тут случилось, что сквозь прохудившуюся крышу на стол слетела снежинка, полежала немного и растаяла - маленькая, тонкая, правильная снежинка. И подобно тому, как молния прорезает тьму, в сердце старца вдруг снизошёл свет познания:

Звуки - неведомые, неслышимые, потусторонние - вот источник этих снежинок, этих звёзд, в них лежат истоки природы, истоки всех форм, существ и явлений, они - источник этого мира. Не этот мир есть истинный мир - ясно осознал старик. Не этот мир есть истинный, не возникающий, не кончающийся, не вновь и вновь возникающий мир, он ясно это осознал.

И ясным сознанием он познал сокровенный пульс мироздания и всё, что таилось в его сердце просветлённом, умершем для чувственных стремлений, в котором иссяк источник мнимых обольщений и царило затишье, как в море, которое, плеснув последнею волной, погрузилось в сон:

"Будда - моё прибежище ...
Будда - моё прибежище".

https://youtu.be/N7XFQx0Yhr8