Глаза поили душу красотой... 
О, мирозданья кубок золотой!
И я пьянел от сполоха огней, 
От звона чаш и радости друзей.
Чтоб охмелеть, не надо мне вина - 
Я напоен сверканьем допьяна.
Любовь моя, я лишь тобою пьян,
Весь мир расплылся, спрятался в туман,
Я сам исчез, и только ты одна
Моим глазам, глядящим внутрь, видна.
Так, полный солнцем кубок при губя, 
Себя забыв, я нахожу тебя.
Когда ж, опомнясь, вижу вновь черты 
Земного мира,- исчезаешь ты.
И я взмолился: подари меня
Единым взглядом здесь, при свете дня,
Пока я жив, пока не залила 
Сознанье мне сияющая мгла.
О, появись или сквозь зыбкий мрак 
Из глубины подай мне тайный знак!
Пусть прозвучит твой голос, пусть в ответ 
Моим мольбам раздастся только: "Нет!"
Скажи, как говорила ты другим: 
"Мой лик земным глазам неразличим".
Ведь некогда раскрыла ты уста, 
Лишь для меня замкнулась немота.
О, если б так Синай затосковал,
В горах бы гулкий прогремел обвал,
И если б было столько слезных рек, 
То, верно б, Ноев затонул ковчег!
В моей груди огонь с горы Хорив 
Внезапно вспыхнул, сердце озарив.
И если б не неистовство огня, 
То слезы затопили бы меня,
А если бы не слез моих поток,
Огонь священный грудь бы мне прожег.
Не испытал Иаков ничего
В сравненье с болью сердца моего,
И все страданья Иова - ручей, 
Текущий в море горести моей.
Когда бы стон мой услыхал Аллах, 
Наверно б, лик свой он склонил в слезах.
О, каравана добрый проводник, 
Услышь вдали затерянного крик!
Вокруг пустыня. Жаждою томим, 
Я словно разлучен с собой самим.
Мой рот молчит, душа моя нема, 
Но боль горит и говорит сама.
И только духу внятен тот язык - 
Тот бессловесный и беззвучный крик.
Земная даль - пустующий чертог, 
Куда он вольно изливаться мог.
И мироздание вместить смогло
Все, что во мне сверкало, билось, жгло -
И, истиной наполнившись моей, 
Вдруг загорелось сонмами огней.
И тайное мое открылось вдруг, 
Собравшись в солнца раскаленный круг.
Как будто кто-то развернул в тиши 
Священный свиток - тайнопись души.
Его никто не смог бы прочитать, 
Когда б любовь не сорвала печать.
Был запечатан плотью тайный свет, 
Но тает плоть - и тайн у духа нет.
Все мирозданье - говорящий дух, 
И книга жизни льется миру в слух.
А я... я скрыт в тебе, любовь моя. 
Волною света захлебнулся я.
И если б смерть сейчас пришла за мной, 
То не нашла б приметы ни одной.
Лишь эта боль, в которой скрыт весь "я",-
Мой бич? Награда страшная моя!
Из блеска, из надмирного огня 
На землю вновь не высылай меня.
Мне это тело сделалось чужим, 
Я сам желаю разлучиться с ним.
Ты ближе мне, чем плоть моя и кровь,- 
Текущий огнь, горящая любовь!
О, как сказать мне, что такое ты, 
Когда сравненья грубы и пусты!
Рокочут речи, как накат валов, 
А мне все время не хватает слов.
О, этот вечно пересохший рот, 
Которому глотка недостает!
Я жажду жажды, хочет страсти страсть, 
И лишь у смерти есть над смертью власть.
Приди же, смерть! Сотри черты лица! 
Я - дух, одетый в саван мертвеца.
Я весь исчез, мой затерялся след. 
Того, что глаз способен видеть,- нет.
Но сердце мне прожгла внезапно весть 
Из недр: "Несуществующее есть!"
Ты жжешься, суть извечная моя,- 
Вне смерти, в сердцевине бытия,
Была всегда и вечно будешь впредь. 
Лишь оболочка может умереть.
Любовь жива без губ, без рук, без тел, 
И дышит дух, хотя бы прах истлел.
Нет, я не жалуюсь на боль мою, 
Я только боли этой не таю.
И от кого таиться и зачем? 
Перед врагом я буду вечно нем.
Он не увидит ран моих и слез, 
А если б видел, новые принес.
О, я могу быть твердым, как стена,
Но здесь, с любимой, твердость не нужна.
В страданье был я терпеливей всех,
Но лишь в одном терпенье - тяжкий грех:
Да не потерпит дух мой ни на миг 
Разлуку с тем, чем жив он и велик!
Да ни на миг не разлучится с той, 
Что жжет его и лечит красотой.
О, если свой прокладывая путь,
Входя в меня, ты разрываешь грудь,-
Я грудь раскрыл - войди в нее, изволь,- 
Моим блаженством станет эта боль.
Отняв весь мир, себя мне даришь ты, 
И я не знаю большей доброты.
Тебе покорный, я принять готов
С великой честью всех твоих рабов:
Пускай меня порочит клеветник, 
Пускай хула отточит свой язык,
Пусть злобной желчи мне подносят яд - 
Они мое тщеславье поразят,
Мою гордыню тайную гоня,
В борьбу со мною вступят за меня.
Я боли рад, я рад такой борьбе, 
Ведь ты нужней мне, чем я сам себе.
Тебе ж вовек не повредит хула,- 
Ты то, что есть, ты та же, что была.
Я вглядываюсь в ясные черты - 
И втянут в пламя вечной красоты.
И лучше мне сгореть в ее огне,
Чем жизнь продлить от жизни в стороне.
Любовь без жертвы, без тоски, без ран? 
Когда же был покой влюбленным дан?
Покой? О нет! Блаженства вечный сад, 
Сияя, жжет, как раскаленный ад.
Что ад, что рай? О, мучай, презирай, 
Низвергни в тьму,- где ты, там будет рай.
Чем соблазнюсь? Прельщусь ли миром всем? - 
Пустыней станет без тебя эдем.
Мой бог - любовь. Любовь к тебе - мой путь. 
Как может с сердцем разлучиться грудь?
Куда сверну? Могу ли в ересь впасть, 
Когда меня ведет живая страсть?
Когда могла бы вспыхнуть хоть на миг 
Любовь к другой, я был бы еретик.
Любовь к другой? А не к тебе одной? 
Да разве б мог я оставаться мной,
Нарушив клятву неземных основ, 
Ту, что давал, еще не зная слов,
В преддверье мира, где покровов нет, 
Где к духу дух течет и к свету свет?
И вновь клянусь торжественностью уз, 
Твоим любимым ликом я клянусь,
Заставившим померкнуть лунный лик; 
Клянусь всем тем, чем этот свет велик,-
Всем совершенством, стройностью твоей, 
В которой узел сцепленных лучей,
Собрав весь блеск вселенский, вспыхнул вдруг 
И победил непобедимость мук:
"Мне ты нужна! И я живу, любя 
Тебя одну, во всем - одну тебя!
Кумирам чужд, от суеты далек, 
С души своей одежды я совлек
И в первозданной ясности встаю, 
Тебе открывши наготу мою.
Чей взгляд смутит меня и устыдит? 
Перед тобой излишен всякий стыд.
Ты смотришь вглубь, ты видишь сквозь покров 
Любых обрядов, и имен, и слов. 
И даже если вся моя родня 
Начнет позорить и бранить меня,
Что мне с того? Мне родственны лишь те, 
Кто благородство видит в наготе.
Мой брат по вере, истинный мой брат 
Умен безумьем, бедностью богат.
Любовью полн, людей не судит он, 
В его груди живет иной закон,
Не выведенный пальцами писца,
А жаром страсти вписанный в сердца.
Святой закон, перед лицом твоим 
Да буду я вовек непогрешим.
И пусть меня отторгнет целый свет! - 
Его сужденье - суета сует.
Тебе открыт, тебя лишь слышу я,
И только ты - строжайший мой судья".
И вот в молчанье стали вдруг слышны 
Слова из сокровенной глубины.
И сердце мне пронзили боль и дрожь, 
Когда, как гром, раздался голос: "Ложь!
Ты лжешь. Твоя открытость неполна. 
В тебе живу еще не я одна.
Ты отдал мне себя? Но не всего, 
И себялюбье в сердце не мертво.
Вся тяжесть ран и бездна мук твоих - 
Такая малость, хоть и много их.
Ты сотни жертв принес передо мной, 
Ну, а с меня довольно и одной.
О, если бы с моей твоя судьба 
Слились - кясра и точка в букве "ба"!
О, если б, спутав все свои пути, 
Ты б затерялся, чтоб меня найти,
Навек и вмиг простясь со всей тщетой, 
Вся сложность стала б ясной простотой,
И ты б не бился шумно о порог, 
А прямо в дом войти бы тихо смог.
Но ты не входишь, ты стоишь вовне, 
Не поселился, не живешь во мне.
И мне в себя войти ты не даешь, 
И потому все эти клятвы - ложь.
Как страстен ты, как ты велеречив, 
Но ты - все ты. Ты есть еще, ты жив.
Коль ты правдив, коль хочешь, чтоб внутри 
Я ожила взамен тебя,- умри!"
И я, склонясь, тогда ответил ей: 
"Нет, я не лжец, молю тебя - убей!"
Убей меня и верь моей мольбе:
Я жажду смерти, чтоб ожить в тебе.
Я знаю, как целительна тоска, 
Блаженна рана и как смерть сладка,
Та смерть, что, грань меж нами разруби, 
Разрушит "я", чтоб влить меня в тебя.
(Разрушит грань - отдельность двух сердец, 
Смерть - это выход в жизнь, а не конец,
Бояться смерти? Нет, мне жизнь страшна, 
Когда разлуку нашу длит она,
Когда не хочет слить двоих в одно, 
В один сосуд - единое вино.)
Так помоги мне умереть, о, дай
Войти в бескрайность, перейдя за край,-
Туда, где действует иной закон, 
Где побеждает тот, кто побежден.
Где мертвый жив, а длящий жизнь - мертвец, 
Где лишь начало то, что здесь конец,
И где царит над миром только тот, 
Кто ежечасно царство раздает.
И перед славой этого царя
Тускнеет солнце, месяц и заря.
Но эта слава всходит в глубине, 
Внутри души, и не видна вовне.
Ее свеченье видит внешний взор, 
Как нищету, бесчестье и позор.
Я лишь насмешки слышу от людей, 
Когда пою им о любви своей.
"Где? Кто? Не притчей, прямо говори!" - 
Твердят они. Скажу ль, что ты внутри,
Что ты живешь в родящей солнце тьме,- 
Они кричат: "Он не в своем уме!"
И брань растет, летит со всех сторон... 
Что ж, я умом безумца наделен:
Разбитый - цел, испепеленный - тверд, 
Лечусь болезнью, униженьем горд.
Не ум, а сердце любит, и ему
Понятно непонятное уму. 
А сердце немо. Дышит глубина, 
Неизреченной мудрости полна.
И в тайне тайн, в глубинной той ночи 
Я слышал приказание: "Молчи!"
Пускай о том, что там, в груди, живет, 
Не знают ребра и не знает рот.
Пускай не смеет и не сможет речь 
В словесность бессловесное облечь.
Солги глазам и ясность спрячь в туман - 
Живую правду сохранит обман.
Прямые речи обратятся в ложь,
И только притчей тайну сбережешь.
И тем, кто просит точных, ясных слов, 
Я лишь молчанье предложить готов.
Я сам, любовь в молчанье углубя, 
Храню ее от самого себя,
От глаз и мыслей и от рук своих,- 
Да не присвоят то, что больше их:
Глаза воспримут образ, имя - слух, 
Но только дух обнимет цельный дух!
А если имя знает мой язык,-
А он хранить молчанье не привык,-
Он прокричит, что имя - это ты, 
И ты уйдешь в глубины немоты.
И я с тобой. Покуда дух - живой, 
Он пленный дух. Не ты моя, я - твой.
Мое стремление тобой владеть 
Подобно жажде птицу запереть.
Мои желанья - это западня. 
Не я тебя, а ты возьми меня
В свою безмерность, в глубину и высь, 
Где ты и я в единое слились,
Где уши видят и внимает глаз... 
О, растворения высокий час.
Простор бессмертья, целостная гладь - 
То, что нельзя отдать и потерять.
Смерть захлебнулась валом бытия, 
И вновь из смерти возрождаюсь я.
Но я иной. И я, и ты, и он - Все - я. 
Я сам в себе не заключен.
Я отдал все. Моих владений нет, 
Но я - весь этот целокупный свет.
Разрушил дом и выскользнул из стен, 
Чтоб получить вселенную взамен.
В моей груди, внутри меня живет 
Вся глубина и весь небесный свод.
Я буду, есмь, я был еще тогда, 
Когда звездою не была звезда.
Горел во тьме, в огне являлся вам, 
И вслед за мною всех вас вел имам.
Где я ступал, там воздвигался храм, 
И кибла киблы находилась там.
И повеленья, данные векам,
Я сам расслышал и писал их сам.
И та, кому в священной тишине 
Молился я, сама молилась мне.
О, наконец-то мне постичь дано: 
Вещающий и слышащий - одно!
Перед собой склонялся я в мольбе, 
Прислушивался молча сам к себе.
Я сам молил, как дух глухонемой, 
Чтоб в мой же слух проник бы голос мой;
Чтоб засверкавший глаз мой увидал 
Свое сверканье в глубине зеркал.
Да упадет завеса с глаз моих!
Пусть будет плоть прозрачна, голос тих,
Чтоб вечное расслышать и взглянуть 
В саму неисчезающую суть,
Священную основу всех сердец, 
Где я - творение и я - творец.
Аз есмь любовь. Безгласен, слеп и глух 
Без образа - творящий образ дух.
От века сущий, он творит, любя, 
Глаза и уши, чтоб познать себя.
Я слышу голос, вижу блеск зари 
И рвусь к любимой, но она внутри.
И, внутрь войдя, в исток спускаюсь вновь, 
Весь претворясь в безликую любовь.
В одну любовь. Я все. Я отдаю 
Свою отдельность, скорлупу свою.
И вот уже ни рук, ни уст, ни глаз - 
Нет ничего, что восхищало вас.
Я стал сквозным - да светится она 
Сквозь мой покров, живая глубина!
Чтоб ей служить, жить для нее одной, 
Я отдал все, что было только мной:
Нет "моего". Растаяло, как дым, 
Все, что назвал я некогда моим.
И тяжесть жертвы мне легка была: 
Дух - не подобье вьючного осла.
Я нищ и наг, но если нищета 
Собой гордится - это вновь тщета.
Отдай, не помня, что ты отдаешь, 
Забудь себя, иначе подвиг - ложь.
Признанием насытясь дополна, 
Увидишь, что мелеет глубина,
И вдруг поймешь среди пустых похвал, 
Что, все обретши, душу потерял.
Будь сам наградой высшею своей, 
Не требуя награды от людей.
Мудрец молчит. Таинственно нема, 
Душа расскажет о себе сама,
А шумных слов пестреющий черед 
Тебя от тихой глуби оторвет,
И станет чужд тебе творящий дух. 
Да обратится слушающий в слух,
А зрящий - в зренье! Поглощая свет, 
Расплавься в нем! - Взирающего нет.
С издельем, мастер, будь неразделим, 
Сказавший слово - словом стань самим.
И любящий пусть будет обращен
В то, чем он полн, чего так жаждет он.
О, нелегко далось единство мне! 
Душа металась и жила в огне.
Как много дней, как много лет подряд 
Тянулся этот тягостный разлад,
Разлад с душою собственной моей: 
Я беспрестанно прекословил ей,
И, будто бы стеной окружена, 
Была сурова и нема она.
В изнеможенье, выбившись из сил, 
О снисхожденье я ее просил.
Но если б снизошла она к мольбам, 
О том бы первым пожалел я сам.
Она хотела, чтобы я без слез, 
Без тяжких жалоб бремя духа нес.
И возлагала на меня она
(Нет, я - я сам) любые бремена.
И наконец я смысл беды постиг 
И полюбил ее ужасный лик.
Тогда сверкнули мне из темноты 
Моей души чистейшие черты.
О, до сих пор, борясь с собой самим, 
Я лишь любил, но нынче я любим!
Моя любовь, мой бог - душа моя. 
С самим собой соединился я.
О, стройность торжествующих глубин, 
Где мир закончен, ясен и един!
Я закрывал глаза, чтобы предмет
Не мог закрыть собой глубинный свет.
Но вот я снова зряч и вижу сквозь 
Любой предмет невидимую ось.
Мои глаза мне вновь возвращены, 
Чтоб видеть в явном тайну глубины
И в каждой зримой вещи различить 
Незримую связующую нить.
Везде, сквозь все - единая струя. 
Она во мне. И вот она есть я.
Когда я слышу душ глубинный зов,
Летящий к ней, я отвечать готов.
Когда ж моим внимаете словам, 
Не я - она сама глаголет вам.
Она бесплотна. Я ей плоть мою, 
Как дар, в ее владенье отдаю.
Она - в сей плоти поселенный дух. 
Мы суть одно, сращенное из двух.
И как больной, что духом одержим, 
Не сам владеет существом своим,-
Так мой язык вещает, как во сне, 
Слова, принадлежащие не мне.
Я сам - не я, затем что я, любя, 
Навеки ей препоручил себя.
О, если ум ваш к разуменью глух, 
И непонятно вам единство двух,
И душам вашим не было дано
В бессчетности почувствовать одно,
То, скольким вы ни кланялись богам, 
Одни кумиры предстояли вам.
Ваш бог един? Но не внутри - вовне,- 
Не в вас, а рядом с вами, в стороне.
О, ад разлуки, раскаленный ад, 
В котором все заблудшие горят!
Бог всюду и нигде. Ведь если он 
Какой-нибудь границей отделен,-
Он не всецел еще и не проник 
Вовнутрь тебя,- о, бог твой невелик!
Бог - воздух твой, вдохни его - и ты 
Достигнешь беспредельной высоты.
Когда-то я раздваивался сам:
То, уносясь в восторге к небесам,
Себя терял я, небом опьянясь, 
То, вновь с землею ощущая связь,
Я падал с неба, как орел без крыл, 
И, высь утратив, прах свой находил.
И думал я, что только тот, кто пьян, 
Провидит смысл сквозь пламя и туман
И к высшему возносит лишь экстаз, 
В котором тонет разум, слух и глаз.
Но вот я трезв и не хочу опять 
Себя в безмерной выси потерять,
Давно поняв, что цель и смысл пути - 
В самом себе безмерное найти.
Так откажись от внешнего, умри 
Для суеты и оживи внутри.
Уняв смятенье, сам в себе открой 
Незамутненный внутренний покой.
И в роднике извечной чистоты 
С самим собой соединишься ты.
И будет взгляд твой углубленно тих, 
Когда поймешь, что в мире нет чужих,
И те, кто силы тратили в борьбе, 
Слились в одно и все живут в тебе.
Так не стремись определить, замкнуть 
Всецелость в клетку, в проявленье - суть.
В бессчетных формах мира разлита 
Единая живая красота,-
То в том, то в этом, но всегда одна,- 
Сто тысяч лиц, но все они - она.
Она мелькнула ланью среди трав, 
Маджнуну нежной Лейлою представ;
Пленила Кайса и свела с ума 
Совсем не Лубна, а она сама.
Любой влюбленный слышал тайный зов 
И рвался к ней, закутанной в покров.
Но лишь покров, лишь образ видел он 
И думал сам, что в образ был влюблен.
Она приходит, спрятавшись в предмет, 
Одевшись в звуки, линии и цвет,
Пленяя очи, грезится сердцам, 
И Еву зрит разбуженный Адам.
И, всей душой, всем телом к ней влеком, 
Познав ее, становится отцом.
С начала мира это было так, 
До той поры, пока лукавый враг
Не разлучил смутившихся людей
С душой, с любимой, с сущностью своей.
И ненависть с далеких этих пор 
Ведет с любовью бесконечный спор.
И в каждый век отыскивает вновь 
Живую вечность вечная любовь.
В Бусейне, Лейле, в Аззе он возник,- 
В десятках лиц ее единый лик.
И все ее любившие суть я,
В жар всех сердец влилась душа моя.
Кусаййир, Кайс, Джамиль или Маджнун 
Один напев из всех звучащих струн.
Хотя давно окончились их дни, 
Я в вечности был прежде, чем они.
И каждый облик, стан, лица овал 
За множеством единое скрывал.
И, красоту единую любя,
Ее вбирал я страстно внутрь себя.
И там, внутри, как в зеркале немом, 
Я узнавал ее в себе самом.
В той глубине, где разделений нет, 
Весь сонм огней слился в единый свет.
И вот, лицо поднявши к небесам, 
Увидел я, что и они - я сам.
И дух постиг, освободясь от мук, 
Что никого нет "рядом" и "вокруг",
Нет никого "вдали" и в "вышине",- 
Все дали - я, и все живет во мне.
"Она есть я", но если мысль моя 
Решит, паря: она есть только я,
Я в тот же миг низвергнусь с облаков 
И разобьюсь на тысячи кусков.
Душа не плоть, хоть дышит во плоти 
И может плоть в высоты увести.
В любую плоть переселяться мог,
Но не был плотью всеобъявший бог.
Так, к нашему Пророку Гавриил,
Принявши облик Дихья, приходил.
По плоти муж, такой, как я и ты, 
Но духом житель райской высоты.
И ангела всезнающий Пророк 
В сем человеке ясно видеть мог.
Но значит ли, что вождь духовных сил, 
Незримый ангел человеком был?
Я человек лишь, и никто иной, 
Но горний дух соединен со мной.
О, если б вы имели благодать
В моей простой плоти его узнать,
Не ждя наград и не страшась огня, 
Идти за мной и полюбить меня!
Я - ваше знанье, ваш надежный щит, 
Я отдан вам и каждому открыт.
Во тьме мирской я свет бессонный ваш. 
Зачем прельщает вас пустой мираж,
Когда ключом обильным вечно бьет 
Живой источник всех моих щедрот?!
Мой юный друг, шаги твои легки! 
На берегу остались старики,
А море духа ждет, чтобы сумел 
Хоть кто-нибудь переступить предел.
Не застывай в почтении ко мне - 
Иди за мною прямо по волне,
За мной одним, за тем, кто вал морской 
Берет в узду спокойною рукой
И, трезвый, укрощает океан, 
Которым мир воспламененный пьян.
Я не вожатый твой, я путь и дверь. 
Войди в мой дух и внешнему не верь!
Тебя обманет чей-то перст и знак,
И внешний блеск введет в душевный мрак.
Где я, там свет. Я жив в любви самой. 
Любой влюбленный - друг вернейший мой,
Мой храбрый воин и моя рука, 
И у Любви бесчисленны войска.
Но у Любви нет цели. Не убей 
Свою Любовь, прицел наметив ей.
Она сама - вся цель своя и суть,
К себе самой вовнутрь ведущий путь.
А если нет, то в тот желанный миг, 
Когда ты цели наконец достиг,
Любовь уйдет внезапно, как порыв, 
Слияние в разлуку превратив.
Будь счастлив тем, что ты живешь, любя. 
Любовь высоко вознесла тебя.
Ты стал главою всех существ живых 
Лишь потому, что сердце любит их.
Для любящих - племен и званий нет. 
Влюбленный ближе к небу, чем аскет
И чем мудрец, что, знаньем нагружен, 
Хранит ревниво груз былых времен.
Сними с него его бесценный хлам, 
И он немного будет весить сам.
Ты не ему наследуешь. Ты сын 
Того, кто знанье черпал из глубин
И в тайники ума не прятал кладь, 
А всех сзывал, чтобы ее раздать.
О, страстный дух! Все очи, все огни
В своей груди одной соедини!
И, шествуя по Млечному Пути, 
Полой одежд горящих мрак смети!
Весь мир в тебе, и ты, как мир, един. 
Со всеми будь, но избегай общин.
Их основал когда-то дух, но вот 
Толпа рабов, отгородясь, бредет
За буквой следом, накрепко забыв 
Про зов свободы и любви порыв.
Им не свобода - цепи им нужны. 
Они свободой порабощены.
И, на колени пав, стремятся в плен
К тому, кто всех зовет восстать с колен.
Знакомы им лишь внешние пути, 
А дух велит вовнутрь себя войти
И в глубине увидеть наконец 
В едином сердце тысячи сердец.
Вот твой предел, твоих стремлений край, 
Твоей души сияющий Синай.
Но здесь замри. Останови полет, 
Иначе пламя грудь твою прожжет.
И, равновесье обретя, вернись
К вещам и дням, вдохнув в них ширь и высь.
О, твердь души! Нерасторжимость уз! 
Здесь в смертном теле с вечностью союз
И просветленность трезвого ума, 
Перед которым расступилась тьма!
Я только сын Адама, я не бог, 
Но я достичь своей вершины смог
И сквозь земные вещи заглянуть
В нетленный блеск, божественную суть.
Она одна на всех, и, верен ей,
Я поселился в центре всех вещей.
Мой дух - всеобщий дух, и красота 
Моей души в любую вещь влита.
О, не зовите мудрецом меня, 
Пустейший звук бессмысленно бубня.
Возьмите ваши звания назад,- 
Они одну лишь ненависть плодят.
Я то, что есть. Я всем глазам открыт, 
Но только сердце свет мой разглядит.
Ум груб, неповоротливы слова 
Для тонкой сути, блещущей едва.
Мне нет названий, очертаний нет. 
Я вне всего, я - дух, а не предмет.
И лишь иносказания одни
Введут глаза в незримость, в вечность - дни,
Нигде и всюду мой незримый храм, 
Я отдаю приказы всем вещам.
И слов моих благоуханный строй 
Дохнет на землю вечной красотой.
И, подчинись чреде ночей и утр, 
Законам дней, сзываю всех вовнутрь,
Чтоб ощутить незыблемость основ 
Под зыбью дней и под тщетою слов.
Я в сердцевине мира утвержден. 
Я сам своя опора и закон.
И, перед всеми преклонясь в мольбе, 
Пою хвалы и гимны сам себе.
Комментарий
Вспомнился этот блог, это Сокровище Духовного Откровения, Тайны, эти невероятные вибрации древности, Духовного Пробуждения..
Как-будто переносишься в то время в тот миг, и душа стремится вновь и вновь находиться в этих строках..
Они, как оазис для жаждущего, они и есть Духовное Пробуждение, и хочется остаться в этом мире навсегда.
В этой Древности, в этом Слове..
О да, это сокровище!
«Большая таийя» или «Стезя праведного» Абу ибн аль-Фарида, — касыда, состоящая из 760 бейтов — это уникальное явление в мировой поэзии, психологии и эзотерике. Впервые в поэтической форме переданы переживания человека становящегося святым. Человек это одна из фаз развития Духа. Так же как гусеница трансформируется в куколку, а она в великолепное воздушное создание — бабочку, так и человек, прежде чем достичь вершины своего совершенства, должен пройти несколько стадий развития. Некоторые из этих фаз развития мы знаем: ребёнок становится подростком, а затем взрослым человеком. Но очень редко внутреннее существо человека — сущность растёт одновременно с внешним существом — личностью. Только у весьма немногочисленных людей рост сущности достигает зрелости. И тогда на свет появляется «бабочка» — святой.
Глубина переживаний, мысли, выраженные в поэмах Ибн аль-Фарида, эмоциональное напряжение, пронизывающее его стихи, определили их уникальность — они справедливо считаются шедеврами средневековой арабской поэзии.
Добро пожаловать в 
ЭСПАВО (Международная Ассоциация Работников Света)
Регистрация
или Вход
    © 2025               Created by ADMIN.             
    При поддержке
    
    
Вы должны быть участником ЭСПАВО (Международная Ассоциация Работников Света), чтобы добавлять комментарии!
Вступить в ЭСПАВО (Международная Ассоциация Работников Света)