О молитве

[Александр]

Иван Ильин. Поющее сердце. Книга тихих созерцаний.  О молитве

Впервые я прочел этот текст года 3 назад. Сегодня перечитал снова.

Сердце автора по- прежнему поющее, поющее на очень высокой безвременной ноте.

…мы должны почувствовать сердцем священное в жизни, сосредоточиться на нем нашим созерцанием и зажить им, как драгоценным и самым главным…

..Человеку дана от Бога великая молитвенная свобода, свобода превращать каждый акт своей жизни и своего труда в творческую молитву

 

О МОЛИТВЕ

 

Человеческий дух не знает более действительного, более чистого утешения, чем молитва. Она несет человеку сразу очищение и укрепление, успокоение и радость, благословение и целение. И тот, кто этого не испытал, пусть лучше не судит о молитве: ему самому предстоит еще добиться этого утешения в борьбе и страдании. Тогда он почувствует, что приобщился новому источнику жизни и что в нем самом началось новое бытие, о котором он прежде не имел даже представления.

Современный человек живет на земле в вечных заботах и опасениях, переходя от разочарования к болезни и от личного горя к национальным бедствиям. И не знает, что начать и как преодолеть все это; и подчас с ужасом думает о том, что этот мутный поток будет нести и заливать его вплоть до самой смерти. Однако многое зависит от него самого: это он сам увеличивает себе бремя жизни и не умеет понять истинный смысл несомого бремени. Ибо путь ему указан: ему стоит только почувствовать свою духовную свободу и открыть свое внутреннее око. Это и совершается в молитве.

Нам всем хотелось бы, чтобы наша нескладная, угнетающая и часто унизительная жизнь началась по-новому и сложилась иначе, чтобы она цвела взаимным доверием, искренним благожелательством и вдохновением. Но как достигнуть этого, мы не знаем. Близоруко рассуждая, мы говорим о «счастии», счастие незаметно вырождается у нас в «удовольствие» и «наслаждение», а в погоне за наслаждениями и удовольствиями мы забредаем в болото и не знаем, что начать. Но путь, ведущий к жизненному обновлению, известен и не так труден: мы должны почувствовать сердцем священное в жизни, сосредоточиться на нем нашим созерцанием и зажить им, как драгоценным и самым главным. А это и есть путь молитвы.

Нам нельзя тонуть в несущественностях быта. Тот, кто живет ими, тот привыкает к пошлому существованию и сам превращается, по слову юного Гоголя, в «существователя». И вот нам необходимо научиться верно различать духовный ранг жизненных содержаний и приучиться сосредоточивать свое внутреннее внимание на божественной сущности вещей, явлений и событий. Ибо жизненные содержания не равны, не равноценны, не равнозначительны. Среди них есть ничтожные и есть священные; есть такие, которые возводят душу и сообщают ей особую глубину и крепость, и есть такие, которые незаметно разлагают и обессиливают ее, делают ее мелкою, страстною и слепою. Есть такие, которыми стоит жить, и есть такие, которыми не стоит жить. Надо научиться распознавать их, выбирать существенно-священные и жить ими. Тогда и сам человек станет «существенным», он поймет смысл и цель жизни и войдет в живую связь со священной сущностью зримого мира. И путь к этому умению указывает и прокладывает молитва.

И пусть не думают люди, что вступить на этот путь — зависит не от них; что бывают чрезмерно тяжелые времена, которые затрудняют молитвенное обновление жизни; и что земная человеческая власть может лишить человека внутренней свободы и поработить его несущественностями быта. Ибо на самом деле тягчайшие времена посылаются людям именно для того, чтобы они опомнились и обновились; и нет на свете земной власти, которая могла бы погасить нашу внутреннюю свободу — и прежде всего, свободу молитвы — и которая могла бы помешать нашему очищению от пошлости.

Поэтому надо признать, что жизнь сама по себе есть как бы школа молитвы или воспитание к молитве. И даже тот, кто совсем никогда не молился, может быть приведен к молитве самою жизнью. Ибо для каждого неверующего может настать время величайшей беды, когда его захваченное врасплох и потрясенное сердце вдруг начнет молиться из своей последней глубины — в такой скорбной беспомощности, такими вздохами отчаяния, такими вдохновенными призывами, о коих он дотоле и не помышлял. Тогда он почувствует как бы землетрясение во всем своем естестве, и неведомое пламя охватит его душу. Может быть даже так, что человек при этом сам не будет знать, к Кому он взывает, и уже совсем не будет представлять себе, откуда и какое может прийти спасение. Он взывает к Кому-то, Кто все может, даже и невозможное; он молит этого Неизвестного о помощи, которая уже не в человеческих силах, — молит в твердой уверенности, что есть на свете истинная Благость и она внемлет ему. И к этой неведомой, но всемогущей Благости он и обращается с молитвой, которая, как водный поток, внезапно прорывает все прежние плотины... Он говорит с этим Существом так, как если бы он видел Его перед собою, как если бы он знал Его от века...

И потом, когда проходит этот порыв, у него остается такое чувство, что он всегда веровал в этого Всеблагого-Всемогущего, всегда предполагал Его присутствие — каждым дыханием своим, и вот только теперь впервые нашел Его. То, чего ему доселе недоставало, был душевный подъем к молитвенному вдохновению. Ему нужно было мужество сердца, чтобы противостать всем своим и чужим предрассудкам; нужна была цельность души, возникшая ныне из инстинктивного отчаяния; ему нужна была мудрость сердца, которая восторжествовала бы над глупостью ума; вдохновение, не посещавшее душу в пыли и грязи. Может быть, он уже и сам замечал это, ибо чувствовал себя расколотым и исцеленным. Может быть, он даже мучился этим, но не умел или не хотел преодолеть в себе внутреннюю раздвоенность, и потому «запрещал» себе молитву по соображениям «внутренней честности»... В этом обнаруживается вообще влияние нашей эпохи, «верующей» в ум, в анализ и культивирующей всяческое разложение... И только великие бедствия нашего времени дают людям способность преодолеть эти внутренние препятствия: они потрясают все наше существо до корня, смывают предрассудки, обнажают наше трепещущее чувствилище и превращают жизнь в действительную школу молитвы.

Дело в том, что настоящая молитва требует всего человека и захватывает его целиком. Она может излиться и в связных словах, но она может и не найти их, и молящийся будет вместе с Андреем Юродивым лишь восклицать в слезах: «Господи! Господи!! Господи!!!...» И это единое, сердцем насыщенное слово будет весить более, чем множество душевно-полупустых слов. Молитва может найти себе выражение и в благочестивых движениях и обрядах; но бывают и такие молитвы, при которых внешние движения и свершения отпадают совсем. Тяжело раненный не может даже перекреститься. Неподвижно лежащий в окопе не смеет даже пошевелиться. А люди, живущие в эпоху гонения на веру, во время церковного террора, вырабатывают в себе умение молиться внутренней молитвой сердца, которая горит внутренним огнем при совершенно неподвижном, ничего не выражающем лице.

Это пламя внутренней молитвы и есть важнейшее и драгоценнейшее в религии. Оно требует всю душу человека. Здесь все цвета сливаются в белый цвет; все способности души — в единую силу. Феофан Затворник описывает это состояние так: «собранный должен гореть». Здесь мысль не думает, не анализирует, не размышляет, не сомневается, но отдает свою пристальность, свою интенсивность в общий и единый огонь. Здесь нет отдельных волевых решений, но вся стремящая сила воли направлена целиком к единому Предмету. Сердце с его глубоким и нежным чувствилищем становится главным горном души; именно в нем сосредоточивается и сила созерцания, исходя из него и возвращаясь в него.

Вот почему молитва есть некий сердечный жар, который все вовлекает в себя, расплавляет и делает текучим. Она есть некий духовный свет, собирающий лучи, подобно увеличительному стеклу, в единый центр: в этом центре начинается горение. Неопытному человеку нередко кажется, что это горение есть его личное, субъективное состояние, которым все и ограничивается. Но на самом деле это горение вводит личную душу в сверхличное Пламя, отзывающееся на личный призыв и включающее в Себя лично возгоревшееся сердце. Человеческий огонь может и должен приобщаться в молитве Божьему Пламени — и в этом состоит таинственный смысл и благодатная сила молитвы. Сердце человека воспламеняется божественным Огнем и уподобляется «неопалимой купине». Личный огонь растворяется в Божием, и человек теряет себя в Его Огнилище. В настоящей молитве человек забывает и теряет себя: он уже не помнит, что он «есть», не ощущает своего земного естества; он видит и чувствует себя как бы в некоем огненном столпе, восходящем вверх, и слышит, как из души его восходят «неизреченные воздыхания» «самого Духа» (Римл. 8. 26)... И в этом свете и огне он становится дотоле, доколе выносит его сердце и дыхание.

Возвращаясь к себе после такой молитвы, человек чувствует себя так, как если бы он удостоился посетить свою исконную и священную родину; или еще,— как если бы обновилось самое естество (субстанция) его духовной личности; как если бы его омыл благодатный поток чистоты видения и ведения, утешения и покоя. Он удостоверился в том, что истинная благость и истинная Сила суть едино; он чувствует себя приобщившимся этой благодатной силе; он напился из источника жизни и любви.

После такой молитвы,— даже если она продолжалась всего единую минуту,— у человека остается в сердце некий неугасающий, сияющий угль, который разливает свое сияние через все внутренние пространства личной души и всегда готов снова вспыхнуть лично-сверхличным пламенем. Это можно было бы и так описать: от настоящей молитвы остается в душе тихое, тайное, бессловесное молитвование, подобное немеркнущему, спокойному, но властному свету. Оно непрестанно излучается из глубины сердца, как бы желая осветить и освятить все жизненные содержания души. Это как бы тихое дуновение Божие, идущее из потустороннего мира. Это есть как бы незакрывающаяся дверь в алтарь, к священному месту Божьего присутствия. И отсюда у человека возникает это дивное чувство, будто Потустороннее стало посюсторонним для его сердца и совести.

А между тем, жизнь совершает свой неудержимый ход; и человеку иногда кажется, что не произошло ничего особенного, только, что в нем живет это сияние безмолвной, тихо-трепетной молитвы, ни о чем не просящей и ничего не домогающейся, и что он знает об этой открытой ему двери соединения, и знает, что она ведет к ключу целительной воды. Поэтому он может вершить свои жизненные дела, есть, пить и спать, напряженно работать и предаваться отдыху, а внутренний свет не покидает его: он будет мерою вспыхивать и очищать его душу, светить ему во всех его жизненных делах, освещая в них добро и зло, утверждая его в благе и отнимая у него возможность совершать злые, черствые, низкие и пошлые поступки. Человек может забывать про этот, тихо тлеющий в нем, угль безмолвной молитвы; но угль этот будет неосязаемо вершить свое великое дело — жизнеосмысливающее, очистительное, освящающее и исцеляющее. И стоит только человеку опять постучаться в эту дверь и воззвать к этому свету — и снова разгорится огонь, запоет сердце, заструится живая любовь, заговорит чистая совесть и раскроется перед ним дверь в потусторонний мир с дивной перспективой личного бессмертия. И опять он почувствует себя у брега земной жизни и услышит дыхание Божие в себе и в мире.

Но теперь он уже знает, что его начальная молитва, предпогибельная молитва ужаса и отчаяния — была лишь первым, беспомощным порывом, лишь первым шагом по новому пути. Теперь он молится уже по-иному: свободным воспламенением, непрерывным излучением, всецелым включением своей жизни. И эти виды молитвы суть высшие. Их бывает много, столько, сколько человеку доступно отдельных жизненных актов. Всех видов молитвы «столько, сколько в одной душе или во всех душах может порождаться разных состояний и настроений» (Иоанн Кассиан Римлянин). Есть молитвы благодарности, преклонения, смирения, покаяния и очищения. Молитва может внимать дыханию Божию, созерцать мудрость Творца и даровать человеку очевидность; молитва может сомневаться, вопрошать, отчаиваться, скорбеть и призывать. Коперник молитвенно внимал законам природы. Фехнер молился вместе с цветами и деревьями. Сегантини преклонялся перед горами, как перед алтарями Божиими. Ломоносов молился вместе с северным сиянием. Державин — созерцая бренность земного и бессмертие Божественного. Пушкин — каждым актом вдохновения. Лермонтов — с ландышами у ручья. Человеку дана от Бога великая молитвенная свобода, свобода превращать каждый акт своей жизни и своего труда в творческую молитву; наподобие той чудесной молитвы сеятеля, которую приводит Лесков в «Соборянах»: «Боже, устрой, и умножь, и возрасти, на всякую долю человека голодного и сирого, хотящего, просящего, произволяющего, благословляющего и неблагодарного»...

Так, есть молитва изнеможения, произносимая со многими слезами и дающая укрепление: «Господи, не могу больше»...

И есть молитва без слов и без слез, мгновенная, созерцательно-лучевая: единый взгляд духовного ока, направленный горе — «Он есть. Он бдит и я есмь Его орудие». Это молитва утешения и силы.

И есть молитва сердечного тепла, подобная этой: коснуться в самом себе Его неугасающего угля; и только.

А в путях и страданиях личной жизни всегда будет иметь судьбоносное значение молитва служения и одоления: «Вот я, перед Тобою, Господи, слуга Твой, ищущий только воли Твоей. Научи меня верно служить Тебе всяким дыханием и деянием моим. Пошли мне силы Твоей, мудрости Твоей, вдохновения Твоего. Не отдай меня на поругание врагам Твоим; изведи меня от угроз их. И соблюди мою свободу в жизни и творчестве, ибо свобода моя — в свершении воли Твоей».

И на этих путях жизнь становится школой молитвы, а молитва — истинным источником жизни и творческой силы.

 

[Александр]

Лена, на благо.

И мне нравится подход Ошо.

" Настоящая молитва - это и есть любовь, вы просто наслаждаетесь ею, вы не просите чего-то еще. Когда вы понимаете, что Бог переполнен любовью, в вас рождается благодарность. Из своей любви Бог дает вам всё, и с чувством благодарности вы идете в храм – просто чтобы вознести молитву благодарности. Сама по себе благодарность – это уже молитва, это обратная связь с Богом, это высшая точка счастья ."

[Елена Светлая]

Саша, благодарю! пять лет назад пропустила этот блог))) очень понравился!) 

Настоящую молитву можно сравнить с настоящей любовью – это не средство достижения чего-то, любовь есть сама цель. Вы любите не для чего-то, не с целью что-то получить в результате своей любви. Когда вы любите (если это настоящая любовь, а не эгоистическая влюбленность), эта любовь есть блаженство, поэтому какие могут быть еще цели, когда есть блаженство? Какие могут быть ожидания? Вы просто любите, источаете аромат любви, как источают аромат цветы – ничего не ожидая, ничего не желая взамен. Вы излучаете любовь – и этого достаточно.
 Настоящая молитва - это и есть любовь, вы просто наслаждаетесь ею, вы не просите чего-то еще. Когда вы понимаете, что Бог переполнен любовью, в вас рождается благодарность. Из своей любви Бог дает вам всё, и с чувством благодарности вы идете в храм – просто чтобы вознести молитву благодарности. Сама по себе благодарность – это уже молитва, это обратная связь с Богом, это высшая точка счастья.

Ошо

[Александр]

Молитвы, как и люди бывают разные, поэтому в качестве канонических используют молитвы данные антисмешивателями - при этом невозможно ошибиться :) 

Не от каждого ума вред, а только от умов демонов, которые Творца сотворчески за бороду рады подержать на пути к прогрессу и процветанию, обмануть природу во благо человека (или даже Человека).

Они себя в Церне считают очень хорошими :) А занимаются уничтожением человечества, но дальше продвинуться в своих "исканиях" не могут. Достигли уже предела, и бестварные "достижения" отменяются. А это, прежде всего, инферн. На шайтан-арбе шайтанов и нафигачивают. А как-то по другому "сотворить" не получается. Ибо творить - это стезя не человеческая :)

[Дмитрий Рубцов]

Само слово "молить" означает - "просить" и во все времена имело этот смысл. Я ,Саш, глубоко проникся в слова автора текста и вижу, что он глубоко замешался, точнее - лженаправлен, и нахожу тому причины. Тем не менее, я - ни его и ни кого-либо ещё не сужу - у каждого есть выбор. Почему к этому слову примешали совершенно другие по смыслу понятия - тоже догадываюсь. Была долгая пора в истории человечества, когда введением подобных принципов пытались нас уберечь от самоуничтожения и если мы сейчас живы, то, наверное, задачу они свою выполнили, однако, опять же не буду браться судить - можно ли было бы прибегнуть к иным методам, учитывая - сколько всё же крови пролилось, но - что было, то прошло и сейчас на дворе - Золотой Век. Дорогие друзья - Бого-Человеко-Ангелы - уже пора просыпаться! Единственная движущая сила во Вселенной - это Безусловная Любовь, к каждому Творцу и Творению. С Любовью и уважением ко всем Душам!

[Александр]

"Коперник молитвенно внимал законам природы. Фехнер молился вместе с цветами и деревьями. Сегантини преклонялся перед горами, как перед алтарями Божиими. Ломоносов молился вместе с северным сиянием. Державин — созерцая бренность земного и бессмертие Божественного. Пушкин — каждым актом вдохновения. Лермонтов — с ландышами у ручья."

Саша (АЕ), речь не о воскресной проповеди и не о молитве, как просьбе, а о молитве -как состоянии единства с творцом. Это совершенно разные уровни осознания.

Вот это послание я считываю у Ильина.

[Александр]

Благодарю всех за созвучие, за ваши поющие сердца.

Дима, любой текст можно читать формально, только слова, а можно чувствовать за словами состояние автора.

Я понимаю, о чем ты говоришь, но послание Ильина гораздо шире и глубже. Оно сродни состоянию христианских мистиков, таких, как Франциск Ассизский…

Франциск Ассизский, лежа на смертном одре, распевал во весь голос песню. Его брат, тоже священник, подошел к нему и попросил не петь, так как был обеспокоен тем, что верующие могли подумать о сумасшествии Франциска. Это очень сильно подорвало бы ореол святости не только самого Франциска, но и всего ордена.

Франциск ответил: ну что я могу поделать, если нечто внутри меня поет, как я могу это остановить?

 

Пока внутри человека нечто не станет петь, всё останется только домыслами рационального ума.  Это тоже, что и у Ауробиндо: позволить нисходящей энергии войти в безмолвное и страждущее сердце искателя и оттуда начать процесс трансформации, безконечный процесс. И да, тогда человек становится орудием Творца.

Ещё раз- всем БЛАГОДАРЕНИЕ!

[Александр]

Это не совсем корректное сравнение. Бог человеку не является родителем и существует именно процессом блаженного бдения и отдыха - есть любить именно так, как Ему самим собой и надо. У Творца нет ничего человеческого - ни малейшего подобия. Творец не думает, Он именно есть, а человек может быть. И подобен Творцу только своеволием, но при этом нельзя злоупотреблять своей волей во вред Творцу.

Малое не копирует большое. В некотором смысле малое равно большому, но именно в определённом смысле. Сила Творящая является меньшим Сути, но это не одно и тоже. Суть является сочетанием всех своих меньших - Сил Творящих. И это сочетание неизменно. Сила Творящая - это сочетание сложений и составлений одного достоинства (меньших своих). Меньшие и большие их равны вечно интенсивностью вечного блаженства. Л. Маслов называет это ритмозадающим фактором. Равенство ещё можно усмотреть в потребности и неизменности блаженства каждого свойства творящей плоти.

Что же касается религиозных "догм", то они зачастую выверены лучше постулатов Бора или законов Киргофа. И истинные религии к "сотворчеству" не зовут, а призывают смерить гордыню перед Богом и ставят любовь к Богу превыше всего (первая заповедь), что сейчас стало очевидным именно на примере коллайдеров.

[Дмитрий Рубцов]

Дорогие Саши! Можно опираться на внедрённые иллюзорные религиозные догмы, а можно посмотреть ясным разумом на окружающую действительность и понять, что малое копирует большое. Вы бы назвали своего ребенка орудием, или он ваш помощник-соТворец?

[Laura]

Какое это счастье раствориться, слиться, расстелиться

всем существом своим,  тем чувством, которое не может вместить душа,

молитвой исходящая к Тебе, который во мне и Мне, вокруг, во всём,

в былинке каждой и порыве ветра.

 Молитва только слыбый отзук того, что душа не может передать.

Язык её - цвета и звуки не подвластны человеку,

чья мера так ограниченна в сравненьи с мерой Твоей. 

Молитва - попытка достичь Тебя

Соприкоснуться огнём, горящим внутри

До Покоя Твоего, которым ты так безмерно богат. 

И чтобы ни снизошло в ответ

Безмерна благодать за Милость Твою

О, Благословенный.  

За каждый миг молитвы. 

Благодарю Тебя, Присутствие Твоё.

[Aylaary Atma]

                                          " ... Недоуменье

               ушло, и твердо стало сердце, словно

               Господней силой огражденный град.

 

               И совершилось то, что совершилось:

 

               как бы свидетель правомочный, Вестник

               внимал, внимали небеса небес,

               внимала преисподняя, когда

               слова сумела выговорить Дева

               единственные, что звучат, вовеки

               не умолкая, через тьму времен

               глухонемую:

                         "Се, Раба Господня;

               да будет Мне по слову Твоему"

 

С. С. Аверинцев . Благовещение