Главы из романа Олеся Бердника Дети Беспредельности, 1964 г.О БУДУЩЕМ

[Красота*Руфина*]

Ночь Третья.

Главы из романа Олеся Бердника Дети Беспредельности, 1964 г.
Путешествия во времени простых советских людей. Обычное дело.
Предыдущие здесь. Ночь Вторая.

И вновь наступил вечер.
Дружно собрались слушатели. Не было споров, шума. Последний эксперимент с Нойсом убедил даже Анания . Он сидел теперь сдержанный, серьёзный.
Когда у аппарата времени появились Надя и Стёпа, Корень кашлянул, хрипло сказал:
- Можно просьбу?
- Что такое, Павел Свиридович? - удивился академик. - Почему вы так робко?
- Мне очень хочется, понимаете?
- Куда? В будущее?
- Да.
- Если хочется, - весело ответил Гримайло, - то пожалуйста!
- Спасибо вам, - обрадовался Корень, тяжело вставая с места. - А то сколько мне приходилось думать о будущем, а это будет, или нет - не знаю. А теперь, может, увижу?
- Кому же, как не вам, и заглядывать туда, - дружески сказал Сум. - Все растет из корня. Даже будущее.
- Сюда, прошу вас, - сказала Надя, поддерживая Кореня под руку. - Осторожно, не заденьте прибор.
- Вы уж простите меня, медведя, - смущенно улыбнулся ей Павел Свиридович.
- Ничего, ничего, - подбодрил его Стёпа. - Прилягте удобнее, закройте глаза.
Полусферы сошлись. Заработал аппарат. Прошли напряженные минуты ожидания.
- Сто пятьдесят лет, - прошептала Надя. - Долго он остаётся там.
- Рассматривает новые машины - бороны, культиваторы, - пошутил Малин. - Агротехник же ...
- Тихо! - укоризненно прервал Заграва... Экраны погасли. Полусферы разошлись.
И вот опять Корень сидит среди друзей. Он смотрит на огни бакенов, тяжело дышит. На его щеках блестит слеза.
- Что с вами? - тихо спрашивает Гримайло. - Что вы видели?
- Я видел ... новый мир, - изменившимся голосом говорит Корень. - Как хорошо ... как странно ...
- Расскажите нам, - попросила Таня Радуга.
- Я не сумею ... Впрочем, как получится ... Я даже не знаю, с чего начать. У меня не было никаких происшествий. Я просто жил, работал ... Я рассматривал мир, созданный своими руками, сердцем, я улучшал его. И рядом со мной было много хороших людей ... светлых людей. Теперь мне будет еще светлее жить. Я знаю, куда человек идёт, я знаю, что его ждёт!
- Э, Павел Свиридович, да вы стали лириком, - пошутил Сум. - Не заставляйте нас мучиться, рассказывайте.
- Сейчас ... Я подумаю ... Извините за корявость ... Расскажу, как сумею.
Я жил среди степи. Вокруг были поля, сады. Домик мой стоял среди нескольких десятков таких же зданий. Кто я был? Трудно сказать. Я вспоминаю, что работа была очень разнообразна. Это даже нельзя назвать работой. Это была жизнь. Я расскажу об одном из дней, который запомнился очень ярко.
Я просыпаюсь от утреннего холода. Встаю с постели. Подхожу к открытому окну. Моя спальня - в комнате на крыше. Так я люблю. Отсюда видна степь, белые соцветия яблонь внизу, далекий горизонт ...
Сегодня прекрасная погода. Небо ясное, на востоке пурпурные пряди полосатых облаков. Я давно ждал такой вид. Я подкатываю к открытому окну мольберт с незаконченной картиной, достаю краски.
Я рисую. Это моя радость. Я передаю в неожиданных цветах мои глубокие впечатления. Восток переливается жаркими красками. Вскоре взойдет Солнце. Природа просыпается, готовится встретить владыку света песней любви..
- И он, этот колхозник, поэт в душе, - тихо прошептал Сум на ухо Гримайло.
Тот радостно кивает головой, не сводя глаз с вдохновенного лица Кореня, который, ничего не слыша и не видя, ведёт свой нехитрый, простой рассказ о видении грядущего.
- Я заканчиваю картину. Отставляю полотно в сторону. А потом подхожу к окну. На горизонте всплывает край солнечного диска. Он торжественно возвышается над землей. Поют птицы, курится поле. И душа моя поёт вместе с маленькими певцами. Я чувствую щемящее родство с Солнцем, с полем, с деревьями, с синим небом.
Я выхожу на улицу, бегу по тропинке к пруду. С наслаждением купаюсь в прозрачной, прохладной воде. Во все стороны расстилаются буйные поля пшеницы, ржи, плантации овощей, кусты ягодников.
Я возвращаюсь назад. Меня встречает сигнал "телевизора". Впрочем, оно называлось как-то иначе.
Я подхожу. Вижу лицо молодого парня. Это учитель. Он учит моих сыновей-близнецов. Не только моих, а и несколько сотен их сверстников, которым уроки передаются по телевизору.
Он здоровается, говорит мне:
- Ваш Виктор путается в некоторых важных понятиях. Мне бы хотелось, чтобы вы с ним поговорили.
- Что именно? - спрашиваю я.
- Это было вчера, на уроке «Поведение в жизни». Он не может понять связи между понятиями «индивидуальная свобода» и «самодисциплина». Он считает, что здесь противоречия. Поговорите с ним.
- Павел Свиридович, - вмешался Сум, - простите, что я перебиваю... Вы что-нибудь читали о таких проблемах, думали об этом?
Корень растерянно потёр лоб, пожал плечами:
- Кое-что читал. В газетах ... журналах ... Сам думал. Но там, в машине времени, я увидел много такого, о чём никогда не мечтал. А может, мечтал, и забыл.
- Продолжайте, продолжайте, - сказал Гримайло. - Семен Гордеевич, не сбивайте пожалуйста, с толку, а то, человек все забудет.
- Нет. Не забуду, - тихо ответил Корень. - Я никогда не забуду такой красоты. Это была настоящая человеческая жизнь. Я творил каждым шагом своим, каждым вздохом, каждой мыслью ... Слушайте дальше.
- Еще один вопрос, - сказал Шум Ананий. - Вы описываете какой-то хутор. Несколько десятков домиков, скит какой-то. Что это такое? Ферма, или колхоз, или совхоз? И потом - сто пятьдесят лет вперед! Это, безусловно, коммунизм. Неужели при коммунизме у вас сохранилась семья? Семейное воспитание, уединённая жизнь. Здесь что-то не то!
- Я говорю то, что видел и слышал, - ответил Корень. - Я ничего ещё не успел сказать. Может, вы согласитесь, когда услышите.
Дальше в тот день было так. Мы собрались в столовой. Мы - это мои сыновья-близнецы Виктор и Максим и их мама Мария. Я помню русые косы, красивое, круглое личико, нежный, ласковый взгляд. Она была настоящей матерью.
- Не говорите этого своей жене, - засмеялся Малин, - а то скандал будет!
- Не страшно, - улыбнулся Корень. - Это же был не я, а кто-то другой. Я лишь чувствовал себя им ...
- Не перебивайте же, - возмутился Гримайло.
- Я недолго, - сказал Корень. - Я вкратце ... Мы собрались вместе и начали говорить. Вы говорите, что при коммунизме не должно быть семьи. Я этого нигде не читал. А там, в будущем, я видел совершенно противоположное. Семья была очень сильной. Каждая. Семья там была первоначальной коммуной, первым кружком близких друзей. Мы учили своих детей, мать - это первая Другиня. Отец - первый Друг, руководитель. Братья или сёстры - первые товарищи, соратники. Конечно, по сердцу, по духу выбирались друзья, независимо от семейных связей, как и теперь. Но первые установки, лучшие традиции гражданства, любви давались там, где ребёнок родился на этот свет ...
Потом мы собрались на семейный совет. Я спросил Виктора, что случилось на уроке. Он долго сопел недовольно, а потом неохотно заявил:
- Я говорил, что понятие «индивидуальная свобода» и «самодисциплина» не сходятся ...
- Почему?
- Потому что «свобода» - это возможность делать то, что желает моё «я». А «самодисциплина» - это ограничения своих желаний. Здесь противоречие.
- Противоречия, - сказал я Виктору, - это общее явление в природе. Но любые противоречия решаются, когда их рассмотреть и слить воедино.
- Как, папа? - удивился Виктор.
- Позволь мне, - вмешалась Мария. - Ты, сынок, видишь, что любое твоё действие связано с другими людьми, с родителями, сверстниками, товарищами, со всем человечеством - в зависимости от масштаба действия. Да?
- Да, мама.
- Теперь ... ты говоришь, что «свобода» - это возможность делать то, что желает твое «я». Пусть так. Но все дело в том, чего именно хочет твое «я».
- Чего угодно! - упрямо заявил Виктор.
- Много ты захотел! - засмеялся Максим. - Может, ты хочешь зажечь пшеницу, чтобы полюбоваться пожаром?
- Не делай из меня дурака, - обиделся Виктор. - Я говорю о желании в рамках нормального.
- Вот-вот! - подхватила Мария. - А где определение этого «нормального», в чем оно? И кто определит? Вот здесь и выходит на сцену противоположность - «самодисциплина». Короче ... Возьмем примеры. В нашей коммуне начинается сенокос, уборка урожая. Председатель коммуны распределяет работу и участки. А ты не желаешь. У тебя другое желание. Ты, скажем, хочешь срочно лететь на Северный полюс, чтобы увидеть полярное сияние. Оно, видишь, нужно тебе для фильма, который ты снимаешь ... Как тут выйти из противоречия? С одной стороны - желание «я», с другой - требование общественного долга. Если стоять на твоей позиции, то надо лететь на полюс. Не так ли?
- Вот я и говорю, - мрачно заявил Виктор, - что нельзя совместить эти два понятия. Конечно, я тоже присоединюсь к уборке урожая, но мое «я» будет унижено. Я подчинюсь большинству ...
- Глупости, - сказал я. - Ты все еще не понял, что такое «самодисциплина». Слушай. Все зависит от взгляда на жизнь. Когда ты поставишь целью удовлетворение собственных желаний, копание в своей душе - то никогда не добьешься внутренней гармонии. Где будет остановка для алчности «я», когда оно будет жить для собственных удовольствий? Её не будет. А если «я» живёт ради друзей своих, ради общества, ради человечества, то каждый шаг, каждое действие будет сопровождаться радостью. Так и знай. И когда ты поставишь перед собой именно такие задачи, когда посвятишь каждый вздох, каждый удар сердца людям, ты получишь полную, не ограниченную ничем «свободу индивидуальности». И она не будет в противоречии с «самодисциплиной». Никогда ... Ты понял, Виктор?
- Я подумаю, - примирительно сказал сын. - Кажется, в твоих словах есть зерно.
Мы переглянулись с Марией, улыбнулись. Пусть сын держит позу. Перелом произойдет. Если он увидел «зерно», то из этого «зерна» вырастет чистый цветок человечности и любви. Пусть думает ...
После короткого завтрака мы разошлись. Сыновья пошли в мастерскую. Там им по телевизору показывали первые приемы разного ремесла - сапожного, портняжного. Я не знаю, как вы на это посмотрите, но там, в будущем, каждый умел создать для себя предметы быта: обувь, легкая одежда. Я уже не говорю об уборке после себя. Я вспоминаю, что существовала даже формула: «Что можешь сделать сам - не переводи на другого».
Такое положение полностью ликвидировало труд уборщиц, официантов, дворников. Тяжелую часть взяли на себя машины, легкую - делал каждый.
Так вот, сыновья пошли в мастерскую, жена - обрабатывать ягодник вместе с другими жителями коммуны, а я направился в Совет Коммуны. Наша небольшая степная община, входившая в Объединение Коммун, была расположена недалеко от Днепра. Наряду с известными культурами - рожью, пшеницей - мы занимались селекцией удивительных растений. Я вспоминаю, что это были инопланетные растения. Мы их скрещивали с земными видами. В Совете Коммуны я встречал каких-то выдающихся ученых-селекционеров. Мы обсуждали проблемы селекции.
Эта часть моего видения почему-то туманна. Суть его я помню, а пересказать не смогу. Что-то сложное для меня.
Потом ехал на машине полями. Машина была похожа на хороший автомобиль. Только легче, лучше и бесшумна. В ней даже не было видно мотора. Двигалась машина энергией, которую получала прямо из пространства.
Я осматривал плантации, проверял зрелость злаков. Я любовался степными просторами. А потом - какой-то населенный центр. До него от нашей коммуны вела широкая автострада. Я был в библиотеке, выбирал книги для коммуны. Только книги те были записаны на маленьких пластинках. Их потом читали на экранах.
- Кристаллическая или молекулярная запись, - вмешался Шум.
- Может, и так, - согласился Корень. - Кажется, так. Потом я вечером смотрел какую-то пьесу в Большом театре. Она транслировалась по "телевизору" в стене, но мне хотелось видеть живых актёров, а не их изображения, хотя и они были очень четкие, объёмные. А потом ... я вернулся назад. На второй день ... Впрочем, может, вам надоело? Я ничего выдающегося не видел. Обычная жизнь. Каждый день работа, учеба, но эта жизнь была прекрасна, напряжённа, насыщенна.
- Не оправдывайтесь, Павел Свиридович, - растроганно заявил Гримайло. - То, что вы рассказываете, - не скучно, а замечательно. Но вы рассказываете всё подряд, а нам бы хотелось как-то иначе ... Можно несколько вопросов?
- Товарищ ученый, - покраснел Корень, крутя мозолистые пальцы, - ну как вы можете ...
- Нет, я к тому, что хотелось бы знать некоторые факты из вашей жизни.
- Например, - подхватил Шум, - остались ли через сто пятьдесят лет города?
- Хотя бы такой вопрос! - согласился Гримайло.
- Я помню, - ответил живо Корень. - Города были. Но в них было очень мало людей. Наука достигла таких высот, и люди так изменились ... Человек вернулся к природе. Он стал жить среди полей, лесов, гор, над реками, озерами, морями. Транспорт и связь легко соединяли любые пункты ... быстро и удобно ... Заводы и фабрики удалились от жилищ, их спустили под землю, автоматизировали. Их обслуживали небольшие группы инженеров. И еще один интересный факт. В институтах и ​​школах не воспитывали специалистов. Воспитывали прежде всего людей. Людей со всеобъемлющим мышлением, с всесторонним знанием.
Упростился быт. Люди полностью избавились от частной собственности. Я помню, что наша семья переезжала из одной коммуны в другую. Мы с Марией должны были помочь молодому хозяйству в селекции ... Так вот, мы взяли с собой только детей, некоторые семейные сувениры ... Все остальное оставили в доме, где стал жить кто-то другой. Даже мои любительские картины я оставил там, потому что творил не для себя ... А просто пел песню радости. И большой радостью были для нас такие моменты, когда кому-нибудь по сердцу приходилась наша песня.
- Хорошо, - прошептала Таня Радуга, прижимая Машу к себе. - Хороший вы человек, Павел Свиридович.
- При чем тут я? - растерялся Корень. - Я говорю о том, что будет, что я видел ... Помню, что люди много пели, играли ... И вообще ... искусство было общее. Помню слова одного ученого: «Пусть человек творит, пусть поёт и пишет картины, пусть представляет прекрасные образы. Если руки его, если голос его не передадут совершенного представления, это не так важно. Важно то, что творчество, прекрасные образы будут всегда жить в сердце. В сердце, преисполненном красоты, творчествоа, не останется уголка для чего-либо плохого ».
- Замечательные слова, - заявил Сум, живо схватив Кореня за руку. - Вспомните, кто это сказал? Кто он был?
- Трудно вспомнить ... Он, кажется, был одним из Всемирного Совета Коммун. Ученый, философ, великий художник и педагог.
- А о науке вы что-нибудь запомнили? - спросил Малин.
- И о полетах на другие планеты? - добавил Заграва. Корень устало провел рукой по лбу.
- В голове крутится много, а сложить вместе тяжело ... Я знаю, что уже путешествовали на Марс и Венеру, на Луну. Я даже, вернее, не я, а тот, кем я себя чувствовал, был на Луне.
- А к другим звёздам? - загорелся Заграва.
- Кажется, тоже ... Впрочем, не утверждаю. Я знаю только, что в нашей системе были другие существа. Или на Венере, или на Юпитере.
- Не может быть, - вырвалось у Анания.
- Не перебивайте, - сказал Гримайло. - Он не помнит точно.
- Да, - согласился Корень. - Но что были существа - это верно. Я даже видел их на экране "телевизора".
- Какие они? - сонным голосом защебетала Маня.
- Такие, как люди, доченька, - нежно сказал Корень. - Очень похожи. - Мамочка, - сказала Маня. - Ты тоже отправься в будущее. Посмотри, какие они, откуда. А то дядя Корень всего не увидел.
Присутствующие засмеялись. Таня погладила дочь по голове.
- Обязательно попутешествую.
- Не в машине времени, а наяву, - добавил Гримайло. - А если не мама, то ты сама, девочка, увидишь их. Ну, друзья, оставим в покое Павла Свиридовича. Совсем замучили человека. Таня, прошу вас.
И вот вошла в аппарат времени Таня Радуга. Маня ей вслед кричала:
- Мамочка, ты там как следует рассмотри, чтобы всё запомнила! Слышишь, мамочка!
- Слышу, доченька, - смеялась Таня, устраиваясь в кресле.
Когда аппарат включили и загорелись экраны, Степа ошалело посмотрел на Гримайло.
- Что такое? - заинтересовался академик.
- Это не женщина, а метеор! - жалобно заявил Стёпа. - Вы только посмотрите! Сразу тысячу лет. О, остановилась! Теперь еще дальше ... Надя, я не сплю?
- Не спишь, - смеялась Надя. - Уже десять тысяч лет ... Еще одна остановка ... Опять пошла ... Миллион лет! Знай наших!
- Нет, это невероятно! - нервно сказал Ананий Шум. - И где она только берет энергию?
Гримайло весело воскликнул:
- Все женщины мира дают ей энергию ... Э-э, Надя, я не ошибаюсь? Она пошла дальше?
- Пошла, - счастливо ответила Надя. - Миллиард лет!
На веранде воцарилась тишина. Даже слышно было взволнованное дыхание Мани. И вот погасли экраны, разошлись полусферы.
Покачнувшись, вышла из отверстия худенькая женщина. Гримайло поддержал её под руку, усадил в кресло.
- Вы были очень далеко, - прошептал академик.
- Да, - счастливо сказала Таня. - Это было путешествие в Беспредельность ...
- И вы что-нибудь запомнили? - недоверчиво спросил Шум.
- Кое-что запомнила ... Я расскажу ... Слушайте, друзья.

Первый рассказ Тани Радуги.

http://jozifinna.livejournal.com/26438.html

[Красота*Руфина*]

Люблю сказку Аленькый Цветочек))))

[Александр]

Неее, Руфи, на аватарке у меня ОРДЕН!!!!!

С Аленьким внутри , ну или иначе -с Мистической Розой.

У нас, орденоносцев, с этим строго : )))))

[Красота*Руфина*]

Ирина,да мне очень нравится такое Будущее!!

я всем сердцем и своими мыслями именно за ТАКОЕ Пркрасное Будущее!!!

[Красота*Руфина*]

Александр Октябрят,ты не представляешь только сегодня увидела твою звездочку))))

а то с телефона все ))

[Ирина Мирная]

Все зависит от взгляда на жизнь. Когда ты поставишь целью удовлетворение собственных желаний, копание в своей душе - то никогда не добьешься внутренней гармонии. Где будет остановка для алчности «я», когда оно будет жить для собственных удовольствий? Её не будет. А если «я» живёт ради друзей своих, ради общества, ради человечества, то каждый шаг, каждое действие будет сопровождаться радостью. Так и знай. И когда ты поставишь перед собой именно такие задачи, когда посвятишь каждый вздох, каждый удар сердца людям, ты получишь полную, не ограниченную ничем «свободу индивидуальности». И она не будет в противоречии с «самодисциплиной». Никогда ... 

Понравилось, благодарю, Руфина!

[Александр]

Пойду-ка натру шерстянкой свою звездочку : ))))